Шрифт:
— Она тоже каталась на горке?
— Нет, не Марина. Я познакомился с другими — тоже молодыми ребятами, а с Мариной они меня познакомили потом. В тот день было пасмурно, шел снег, я не ждал от вечера ничего хорошего, но пошел.
На вечере было много девушек, все хорошие. Но я увидел ее. Я сразу полюбил ее.
— А она?
— А она меня нет.
— Почему так, Эфенди? Почему одни люди любят, а другие нет?
Это был совсем не тот вопрос, который ей хотелось задать.
— Кто знает, почему одних мы любим, а других нет? Это просто происходит — и все.
Лукавил Новази. Ответы он знал, но не хотел делиться ими с молоденькой девушкой.
— А что было потом?
Киев, 1988.
А вот и Принц.
Это случилось на середине второго курса. Однажды зимой перед самым началом пары, когда она, по обыкновению, сидела сверху на парте и болтала ногами, в аудиторию зашел Алексей, и горло ей сжала внезапная волна неприязни.
Они проучились вместе полтора года, никогда особо не разговаривали, с чего бы взяться раздражению? Размышляя над этим вечером, она проследила длинную цепочку рассуждений. Ее дальний конец привел к неожиданному результату. «Он меня раздражает, потому что он мне нравится, потому что он такой…! — а я некрасивая, он меня никогда не полюбит». С этого открытия начался новый трудный этап в ее жизни, потому что любовь к недостижимо прекрасному, недостижимо умному, недостижимо благородному — ну и так далее, по списку — испытание не для слабых. Особенно для такой застенчивой серой мышки.
Его основным недостатком была спортивная фигура. У мужчины с такой фигурой мозгов не должно быть по определению. А мужчина без мозгов — это ошибка природы. Чтобы его не любить, она стала его презирать. Но потом оказалось, что живут они в одном общежитии и даже на одном этаже, правда, в разных концах коридора. И они часто встречались в автобусе по дороге туда или обратно. А встретившись, разговаривали. И оказалось, что мозги у него есть. Это еще больше усугубило ситуацию. Плохо одно то, что мужчина, который тебя не любит, привлекателен, если он умен — ужасно, но то, что у него есть девушка — невыносимо! У него же их было много.
И вот тут был пережит незабываемый момент, похожий на то, что переживают спортсмены в решающие секунды перед успехом или провалом. Наступил миг, в который не было еще решено, любить или не любить. Душа стояла на перепутье, словно забравшись на высокую горку, с которой видно путь назад и вперед. Вперед — значит упасть «в пучину страсти» — впасть в чувство: горькое, болезненное, безжалостно злое, но все же любовь. Она знала, что испытает и счастье, но счастья будет несколько дней, а в остатке выпадет много горечи. И путь второй — отступить, пока еще безопасно. Уйти, отвернуться, будто и не видела, и не знала. Эти несколько секунд, пока совершался выбор, казались очень долгими.
В современной литературе подобные ситуации описываются примерно так: «ах! Он так волновал ее! Одно его прикосновение поднимало ее до высот, и в то же время она понимала, что однажды он уже едва не разбил ее сердце, и прилагала теперь все усилия к тому, чтобы подобное не повторилось». Так проявляется мелкая душа, для которой любовь — это баланс дискомфорта и удовольствия, и в конечном итоге все должно свестись к преобладанию удовольствия, а удовольствие порождается физическими ощущениями. Это не такая уж редкость, к этому даже часто приходят вчерашние романтичные мальчики и девочки, для которых это результат опыта, точнее — оскудение любви.
Но нет, в те годы для Марины любить значило гореть, чувствовать и отдавать себя — пусть не ему, ему-то оно не надо было, но тогда хоть кому-то, как-то — в пространство. И для нее звучало бы страшным оскорблением, если б кто-то предположил в ней такую холодную расчетливость, как желание уберечь себя от боли ценой отказа от любви. И решено было любить.
Но ситуация, когда любимый мужчина не видит в тебе женщину, таит свои преимущества: в таком случае он начинает говорить и раскрывается. На той остроте внимания, какая бывает у влюбленных, способных предчувствовать слова и мысли любимого, Марина видела в Алексее все, хорошее и плохое. Все черты характера, все привычки в таком состоянии подмечаются независимо от того, нравятся ли они нам. И уже довольно скоро Марина знала, что жить с Алексеем было бы — как альпинисту навечно застрять в темной, сырой и затхлой комнате, полной паутины. Как Аленушке сидеть у своего болота. Как лягушке никогда не стать Василисой.
Он любил женщин, комфорт и пиво. Ему хотелось многого — но в мире внешнем, а во внутреннем пространстве он был удовлетворен собой, миром, и не хотел ничего менять. Жить с ним, означало остановить собственное взросление, застыть и отказаться от перемен, либо скрывать свое «я», вечно стыдясь собственной неудовлетворенности и не уважая собственного мужа.
Восемнадцать — возраст радикализма. Приговор был вынесен, оставалось исполнить его. Никто не бывает мудрым в восемнадцать лет, не надо смеяться.
Лондон, 2006.
Звонок бил по ушам пронзительно и нагло. Эмма повернулась на другой бок, пытаясь не замечать звук. Но, увы! Сон оборвался. Что, неужели на работу? Проспала!
Она резко оторвала голову от подушки, посмотрела на будильник: десять часов! Уже на полпути в ванну она вспомнила, что сегодня суббота, а это телефон, а не будильник.
— Да!
— Ты чего такая злая? Я тебя разбудил?
— Представь себе.
Курт! Как же можно было забыть!