— Сколько же веков назад ее начертили? — присвистнул незнакомец пораженно, разглядывая треугольники гор и затертые до дыр крылья драконов, примостившихся на сгибах ветхой бумаги. — Если мир когда-то и был таким, то об этом вряд ли помнят на постоялом дворе в нашей глухомани.

Тщетно исследуя спиральные буковки, он тронул едва заметную горбинку на носу и нахмурился.

— Твоя карта устарела давным-давно. Взять хотя бы здешний край — уже несколько веков тут не сыскать никакого леса: одна древесная гниль осталась в широких заводях, а дальше к югу-востоку и вовсе путь преграждают болота.

— Но разве в окрестностях в старину не стояла башня? — Таальвен провел ладонью над аккуратной подписью, сделанной Розой Ветров.

— Хм… — Собеседник его медленно отстранился в полумрак, скрестил на груди жилистые руки. — Если она и находилась здесь, после разлива южного притока Дахана-Пламен много лет назад, вряд ли уцелела. Целые деревни смыло мощным потоком воды, ила и песка. Сейчас одни непролазные топи тянутся отсюда до Пустоземья — ни конный, ни пеший не одолеет. В былые времена меня угораздило заблудиться там в поисках беглой души… Неделю потерял, мечась вслепую в плотном тумане, едва не погиб от жажды. И ничего, кроме гнилья и бродячих огней, не обнаружил… Но вдруг ты окажешься удачливее, зеленоглазый путник, если тебя поведет сильный зов.

Он уставился многозначительно, потирая волчью голову на кольце, и Лютинг, повинуясь внезапному порыву, стиснул похолодевшие ладони. Ни с того ни с сего ему стало казаться, что вовсе не ветряная карта вызвала изначальный интерес таинственного собеседника. Что же тогда? В затылке кольнуло, дышать на мгновение стало тяжело. Очертания незнакомца в черном незаметно поплыли, пятном растекаясь в воздухе.

«Что за марь? — мотнул головой королевич. — Неужели проныра-трактирщик подсыпал в глёгг какое-то зелье?»

Но на хмель или действие иной дурманной травы наваждение не походило. Голова оставалась ясной и в то же время тяжелой, на задворках разума нарастал навязчивый гул.

— «Кость в горле», — между тем фыркнул незнакомец. — Справедливое название для захолустья, еда и питье в котором норовят встать поперек глотки. Но славно хоть, хозяин не додумался обозвать трактир «Под терновой лозой». Тошнит от этих затхлых комнатушек «под лозами» в каждой придорожной канаве. Куда ни плюнь — священная сень терновника.

Ослабив пряжку на поясе, он приподнял свой кувшин, выразительно сообщая толстяку за кухонным столом, что желает добавки. Таальвен наблюдал за его движениями сквозь мутное стекло собственной тревоги.

— Суеверные простолюдины уповают на то, что колючая ветвь принесет им удачу, но древние чары не вернутся в эти края, хоть до упаду малюй на дощатых вывесках сливовые плоды… По мне, куда надежнее колдовство, которое можно пустить в бой, полагаясь лишь на себя. — Ладонь собеседника любовно погладила нашивку на рукаве, губы победно изогнулись. — Смекаешь?

Приморский королевич по-прежнему с трудом продирался сквозь смысл сказанного. От необходимости отвечать его спас трактирщик, явившийся по требованию гостя. Он поставил на стол новую порцию темного напитка, покрытого хлопьями пены, и угодливо согнулся пополам.

— Может, мясцом вас попотчевать, мастер Кетиль? Самое сочное для себя припас, но вас, так и быть, уважу.

— Оставь, — бросил гость, не размениваясь на вежливые церемонии. Грубоватый ответ резанул Таальвену уши, заставляя призадуматься, отчего же с ним Кетиль столь любезен. — Принеси лучше ржаных сухарей.

— Сию минуту, — заверил трактирщик, пятясь от стола.

Как видно, седого гостя он хорошо знал и справедливо побаивался. Но почему?

На ощупь Лютинг скатал карту, окунул ложку в чуть теплую похлебку. На соседа по столу он старался не глядеть. Этот Кетиль был не то чтобы очень грозен — среднего росту, скорее худой, чем поджарый. Говорил спокойно, лишнего не спрашивал. Даже теперь, когда завладевший его вниманием пергамент скрылся из виду, не стал донимать болтовней. Сидел себе, прихлебывая мутную брату.

Но вот его колючий, не знающий преград взор словно проникал под кожу. Под его прицелом не хотелось ни есть, ни пить — только убраться от чужака скорее.

— Раз мое имя тебе известно, — заявил Кетиль, запуская пятерню в миску с сушеными хлебными корками, — может, откроешь свое?

— Таальвен Валишер… — Приморца подмывало встать из-за стола, но ноги будто приросли к плохо выметенному полу.

— За знакомство! — Кетиль пристукнул глиняным кувшином о столешницу и смачно глотнул. — Хороший у тьер-на-вьёрцев обычай — называть детей именами ветров. Хоть так их будут помнить в этой безветренной стране. Жаль только, люди сотни лет как позабыли добрую традицию…