Вечер был очень-очень длинным.

На поляне резко наступила тишина, разговоры и вскрики затихли, я даже подумала посмотреть в чем дело, как мое плечо ближе к шее сильно, предупреждающе, до резкой боли, сжали чьи-то железные пальцы. Я со вскриком открыла глаза, с намерением ломать конечности — ведь останутся жуткие синяки на прозрачной коже, и тут же закрыла рот.

На нас, ощерившись длинными боевыми копьями, в полном облачении, взяв в грамотную коробочку, стояли, не двигаясь, бойцы легиона. Нашего легиона. Хорошо видный знак темнел на начищенных до блеска доспехах и круглых щитах.

Я беспомощно оглянулась на Тиберия и задрожала — он тоже застыл молча, глядя в одну точку, как и окружившие нас легионеры…стоял, слегка выдвинув вперед правую ногу и отведя назад плечо — первая позиция для начала боя. Пустая рука была сжата так, как будто у него там эфес гладия.

В его глазах отражалось то же самое, что и у других солдат…полная и абсолютная пустота.

— Замечательно…Пьеосто замечательно, — прыщавый сир похлопал в ладоши, выдвинувшись в центр импровизированного круга. Острия копий, застывшие легионеры, и все присутствующие, ему совершенно не мешали. Отрывистый звук хлопков глухо прозвучал в полной тишине. Картавил он именно так, как я запомнила, после нашего краткого общения во время белого танца. Нескладный юнец исчез, вместо него, выпятив впалую грудь, наслаждаясь всеобщим вниманием, стоял Высокий сир. — Йа не асчитывал на такую фееиию, но вышло неплохо, неплохо…, — он хвалил так, как будто сам распределял роли на этот вечерний спектакль.

Марша вскинулась, и шагнула вперед, с намерением поставить наглеца на место.

Дура.

Вместо этого задохлик шагнул вперед и смачно, с оттяжкой и довольным кряканьем влепил леди Фейу увесистую пощечину. Козел бил перстнями наотмашь, правильно рассчитанным движением. Марша упала, харкнув кровью, с выражением абсолютной прострации на лице. Сомневаюсь, что хоть кто-то когда-то так поднимал на нее руку.

— Йа всегда мечтал это сдеать, — юнец присел рядом и нежно, очень бережно погладил Маршу по голове. Столько откровенного сумасшествия было в этом движении, что задрожала даже я. Пальцы на шее снова предупредительно сжались — молчи. Я спиной чувствовала тепло чьего-то тела и как быстро-быстро частит пульс — Кантор?

Сзади заголосили, крик оборвался резко, как будто перекрытый чьей-то рукой. Я обратила внимание на лица «пустых», в основном молодые легионеры, до сорока, среди них не было ни одного из настоящих ветеранов.

Магов-наблюдателей и дуэний от нас отделили от нас стеной спин в латах и кованных нагрудниках, оттеснив в сторону поместья. Я видела, как они по очереди пытаются чаровать. Бесполезно. Бесполезно. Бесполезно.

Здесь глушат всю магию полностью, а не только перехват вестников? Это какой же мощности должен быть артефакт?

Марша пыталась кастовать атакующие плетения, рисуя пальцами один узел чар за другим, внутренний огонь плясал сполохами в ее глазах, но… не мог найти выхода.

Высшие потеряли свой главный козырь — возможность обращаться к силе. Стайка испуганных детей, безуспешно попробовав сплести чары, сгрудилась плотнее, как маленькие птички, опасаясь лишним движением привлечь внимание большого и страшного хищника, который появился в их угодьях. Без силы нас можно брать сразу — тепленькими, нам нечего противопоставить обученным и хорошо вооруженным легионерам. Оружия тоже ни у кого нет — кто в здравом уме притащил бы на прием арбалеты или перевязь с мечом?

Марша плюнула на чары и просто отползала по траве назад, бестолково пытаясь избежать прикосновений задохлика. Он больше ничего не делал — только гладил с осторожным восторгом ребенка, который получил вожделенную игрушку в свое полное распоряжение, касаясь самыми кончиками пальцев — размазывал кровь по ее лицу, обводил контур разбитых губ, нежно скользил по шее на грудь. Ужас. Бескрайний и беспредельный, вот что выражало лицо Фейу. Для Высшего вряд ли что-то может быть страшнее абсолютной беспомощности в руках врага.

Марша смотрела по сторонам в надежде, что этот кошмар сейчас закончится, и она проснется. Мы встретились глазами, и я провалилась в темный омут.

Ужас. Отвращение. Меня сейчас стошнит, просто вырвет. Лицо дергает от боли, и самое страшное не это, самое страшное, что мы остались одни. Они не пришли, не успели. Что-то пошло не так, и сейчас…

Я прикрыла глаза в попытке заблокировать эмоции. Псакова эмпатия, как всегда срабатывает совершенно не вовремя. Щит. Ещё один щит. Ещё один щит. Ужас Марши сносил все напрочь.

Переключиться.

Я пыталась поймать кого-то рядом, более спокойного, чтобы выиграть время и построить щит, и провалилась в клубящийся водоворот абсолютного безумия.

Осколки, обрывки мыслей. Мощные четкие простые звериные желания. Ещё дозу. Разорвать это красивое платье и оставить яркие отпечатки на белоснежной коже. Поставить на колени и заставить раз за разом испытывать то же унижение, через которое проходил он. Впиться зубами и откусить кусочек, чтобы личная печать на этом теле осталась навсегда, его печать.