Михаил прикрыл за собой дверь и прошел в комнату. Оглядевшись, заметил стул. То, что надо. Ему же сейчас надлежит исполнять роль трепетного и заботливого мужа, так ведь? Поэтому да, переносим стул к кровати и садимся рядом.

На больничной кровати – пусть и удобной, вразрез отличающейся от тех сетчатых, что имелись в муниципальных – Настя казалась маленькой и трогательной. Реснички трепетали, рот чуть приоткрыт. Руки у неё лежали поверх покрывала, что бережно оберегал выпирающий живот.

Рот и живот привлекли внимание Михаила.

Первый, потому что как бы он не относился сейчас к Насте, ему нравилось целовать её. А ещё нравилось видеть, как эти алчные алые губки смыкаются на его члене, который сейчас дернулся при восприятии в голове картины секса. Что-что, а секс с Анастасией ему нравился.

Второй вызывал прямо противоположные чувства. Нежность. Желание проявить заботу, погладить его, удостовериться, что человечек, живущий внутри, здоров и чувствует себя хорошо.

И снова ураган эмоций пронесся по душе Зареченского. Ярость и трепетность соединились воедино, вызывая целое цунами, будоража и раздирая внутренности в лохмотья.

К черту всё…

Настю. Их брак. Отношения с любыми другими девушками. Отберет у неё ребенка и будут они жить вдвоем. Воспитает. Без материнской любви тоже дети растут, и кто бы, что бы ему ни говорил о неполноценности, он даст ребенку всё, что требуется. И, судя по тому, как с ним торгуется Настя, как раз материнской любовью тут и не пахнет. Голый расчет и выгода. Всё как всегда.

Дрянь.

Руки сжались в кулаки.

И после этого Даров его ещё спрашивает, не изменил ли он своего мнения из-за теракта и то, что в нем невольно пострадала Настя. С какого перепугу он должен смягчиться?

Настя, как кошка, у которой девять жизней. Придет в себя, отряхнется и дальше будет его шантажировать беременностью, выбивая большую сумму, при этом её алый рот будут исторгать слова любви и клятвы верности. Придушить хочется эту вероломную суку.

Зареченский подался вперед, впитывая в себя черты лица жены.

А ведь красивая… Даже сейчас. С израненным лицом, с синяками. Одни ресницы чего стоят. Длинные, изогнутые. Трепещущие.

Мужской взгляд скользнул вниз.

Грудь. Шикарная. Такая, какая ему нравится. Не маленькая, но и далекая от четвертого размера. Он уже представлял, как она нальется за период беременности и станет охрененно аппетитной во время кормления малыша. Подумал и осекся.

Конец ознакомительного фрагмента.