— Вы, должно быть, любопытствуете, почему я здесь так рано?

Агенту Роджеру Стэдхэму было около тридцати пяти. Он был человеком среднего роста, без особых примет. Его рекомендовал Ройсу Понтеби. «Чрезвычайно способный и скрытный парень», — сказал о нем Джордж, и Роджер действительно был таким. Его ореховые глаза спокойно встретили взгляд Ройса, он вежливо улыбнулся и ответил:

— Я уверен, что вы назовете мне причину вашего визита тогда, когда вам будет удобно.

— Ну, то, о чем я вас попрошу, не слишком удобно для меня лично, и тем не менее… Надобно отправить в Америку четырех человек. И желательно на первом же корабле, отплывающем в Штаты.

Если Стэдхэм и был удивлен просьбой Ройса, он не выдал этого, сказав просто:

— О, жаль, что ваше теперешнее пребывание в Англии будет столь коротким.

Ройс едва не поправил его, но вовремя остановился. Он сказал «четырех человек», непроизвольно скрывая истину, и если Стэдхэм подумал, что речь идет о нем самом, — тем лучше.

Поболтав еще немного, Ройс поднялся и дружелюбно заметил на прощание:

— Итак, дело за вами. Сообщите мне, пожалуйста, название корабля и дату отплытия как можно скорее.

Стэдхэм горячо заверил его, что все будет в порядке, и проводил до самых дверей.

Выходя из офиса, Ройс испытывал смешанное чувство облегчения и горечи. И все-таки он был доволен собой и своим утренним поступком. Это вносило хоть какую-то ясность в мучительные отношения с Пип. «Делай что должно — и будь что будет!» — воскликнул Ройс про себя и отправился домой.

Он не был бы так оптимистично настроен, если б знал, что за его визитом к Стэдхэму наблюдали. Темная фигура таилась в тени высокого здания, и чей-то цепкий взгляд был прикован к уходящей фигуре длинноногого американца.

Несколько минут нищенски одетый незнакомец внимательно смотрел ему вслед, затем, бросив еще один злобный взгляд, скользнул мимо парадного и вошел через черный ход. Украдкой взобравшись по лестнице, он поднялся на нужный этаж и, как тень, проник в комнату, где сидел Роджер Стэдхэм, углубившийся в бумаги.

Человек этот отнюдь не был незнакомцем для Роджера. При виде его ореховые глаза Стэдхэма расширились, и он воскликнул:

— Господи Боже! Что вы здесь делаете? Вы же обещали, что никогда больше не встретитесь со мной!

Мужчина молча улыбнулся, его единственный глаз пронзал Роджера насквозь.

— Простите, — протянул он саркастически, — но иногда я не в силах сдержать обещания. Разве вы всегда можете справиться с азартом игрока? Жаль, что у вас нет еще одной богатой тети, не правда ли?

Роджер Стэдхэм побледнел и опустил глаза. Зная, что ускользнуть невозможно, он спросил тусклым голосом:

— Что вы хотите от меня?

— О, ничего особенного, — вежливо ответил одноглазый. — Я только хочу знать, какое дело привело сюда Ройса Манчестера…

За обедом Ройс и Захари обсуждали, где провести лето.

— Так ты собираешься погостить у Джулиана Девлина? — спросил Ройс с некоторым удивлением. — Пусть вы стали друзьями, но ты уверен, что хочешь провести с ним несколько недель в деревне?

Захари смущенно улыбнулся:

— Я знаю, это покажется тебе странным, но как только мы перестали враждовать, обнаружилось, что у нас куча общих интересов. — Его глаза зажглись энтузиазмом. — Джулиан говорит, что в Сен-Одри-Холле прекрасная рыбалка и что там мы вволю поездим верхом, не то что в Гайд-парке. Кажется, уже вечность я не мог позволить себе как следует пришпорить лошадку. Мне надоело во всем сдерживать себя!

— А граф? Ты не забыл о нем?

Захари покачал головой:

— Это был мой первый вопрос Джулиану, но он сказал, что его отец редко бывает в Сен-Одри-Холле — с ним связаны горькие воспоминания.

Левая бровь Ройса скептически поднялась:

— Горькие воспоминания? У графа?

— Гм… — Захари бросился на диван. — Джулиан рассказывал мне, что граф был очень привязан к своей невестке и, когда та умерла, обнаружил, что не может подолгу оставаться там, где все напоминает ему о ее кончине.

С выражением недоверия на лице Ройс усмехнулся:

— Мы говорим с тобой об одном и том же человеке, не правда ли? Седьмом графе Сен-Одри, Стивене Девлине? Самом надутом и недобром типе, которого я когда-либо встречал? И ты пытаешься втолковать мне, что он способен чувствовать и даже страдать? Позволь мне усомниться в этом, дружочек!

Захари задумался.

— Ну, если верить Джулиану, это единственное теплое чувство, которое граф испытывал к кому-либо, кроме себя. Говорят, именно чрезмерная его привязанность к умершей была причиной охлаждения отношений графа с женой. — Захари добавил: