— Да, целуй меня в ответ… О да, милая, попробуй меня, так же как я пробую тебя…

Пип покорно подчинилась, и ее маленький теплый язычок скользнул в его рот. Ройс чуть не рухнул на колени от потока чувств, раскаленным клинком пронзивших его тело. Сдерживая свою страсть, он позволил ей исследовать свой рот. Их языки столкнулись в нежном поединке, скользя, толкая, снова скользя… Это была сладкая мука, выносить которую он долго не смог. У него вырвался стон, и он хрипло сказал:

— О Боже! Я не могу больше. Я должен, должен… Пип лишь смутно сознавала то, что он делает; она почувствовала, что ее опускают, услышала звук рвущейся ткани и затем в лихорадочной благодарности ощутила тепло его руки на своей обнаженной груди. Настойчивое прикосновение к соскам заставило ее извиваться в его руках, настоятельная потребность в чем-то большем не давала ей покоя, жжение между бедрами становилось все ощутимее с каждой секундой.

Совершенство этой твердой маленькой груди почти свело с ума Ройса, и, проворчав проклятие, он поднял девушку на руки и почти хищно начал сосать нежную плоть. Платье Пип висело клочьями на се талии, но она не обращала на это внимания и неистово прижималась к его ищущему рту, и каждое прикосновение его зубов к ее набухшим соскам вызывало у нее беспомощный стон удовольствия.

Она была как в огне, охваченная чувствами столь же древними, как сама жизнь, и такими сильными, что она не могла сопротивляться приказам своего тела. Ее пальцы в отчаянии вцепились в его плечи, желание коснуться его обнаженного тела захлестнуло ее, и, внезапно почувствовав, что материал его рубашки уступает… уступил, она замурлыкала от удовольствия. Ее пальцы наконец-то встретились с его обнаженной кожей.

Не в состоянии сосредоточиться на чем-то еще, кроме безжалостного желания, овладевшего им, Ройс не заметил, что Пип удалось снять с него рубашку, но когда он почувствовал прикосновение ее рук к своей обнаженной груди, ему не удалось сдержать стон. Ее пальцы опаляли его тело, где бы они ни касались его, и когда она стала инстинктивно ласкать его твердые соски, Ройс понял, что не может больше выносить этого.

Его рот захватил ее губы в грубом поцелуе, и он без усилий отнес ее к софе и нежно опустил на мягкие подушки. Встав на колени перед синей бархатной софой, Ройс быстро сорвал с Пип остатки платья, оставив ее полностью обнаженной.

Прикосновение спины к подушкам вывело Пип из блаженного транса, в котором она пребывала, и, почувствовав, что с нее торопливо снимают последние остатки одежды, она внезапно испугалась. Страсть немного отступила, ре глаза расширились от ошеломляющего сознания того, что случилось, и она пролепетала:

— М-мое п-п-платье! Ч-то ты с-сделал с моим п-платьем?

Нежно улыбнувшись ей, Ройс пробежал пальцами по холмику ее груди и прошептал:

— Не беспокойся об этом. Я куплю тебе другое. Дюжину, дюжину других, если ты пожелаешь. — Он хрипло засмеялся, и его глаза блеснули золотым огнем. — Я одену тебя в шелк и атлас, а потом доставлю нам обоим удовольствие, когда буду срывать их с тебя.

Пип с трудом сглотнула, она была загипнотизирована движениями его быстрых пальцев, которые безжалостно срывали его собственную одежду. И вот наконец он предстал перед ней в великолепии своей наготы. О Боже, он прекрасен, призналась она самой себе, испытывая головокружение. Ее глаза с робкой признательностью скользили по его мускулистому торсу, сильным рукам и мощным бедрам. Густые золотистые волосы покрывали его широкую грудь, они спускались и на живот, а затем сходились к бедрам, образуя темно-золотую гриву в его паху. Пип никогда до этого не видела обнаженного мужчину, а тем более неистово возбужденного самца, и сейчас в изумлении смотрела на его отвердевшую плоть, нагло и бесстыдно выпрыгнувшую из темно-золотых кудрей. «Жеребец, — подумала она полуиспуганно-полублаженно. — Прекрасный золотистый жеребец, и он хочет меня… Как я хочу его», — призналась она с глубокой внутренней дрожью. Ее соски болезненно сжались, ее лоно налилось жидким огнем.

При виде обнаженных прелестей, преследовавших его во сне, у Ройса перехватило дыхание. Пип, лежавшая на бархатной софе, представляла собой на диво соблазнительное зрелище: ее бледная кожа мерцала, подобно алебастру, на синем бархате, темные кудрявые волосы спутались. Губы стали алыми и опухли от поцелуев, а глаза затуманились от желания. Он с трудом удержался, чтобы не упасть на нее, подобно бешеному зверю, и, сдерживая страсть, следил за тем, как поднимается и опускается ее маленькая грудь с сосками, розовыми и сладкими, как ягоды, вкус которых все еще держался на его языке. У нее была точеная фигура и тонкая талия; стройность ее мерцающих бедер и удивительная длина ее хрупких ног были аристократически изысканны. «Моя Венера-карманница», — мечтательно подумал. Ройс. «И она будет моей», — сказал он сам себе тоном непреклонного собственника, изогнув в улыбке свой красивый рот.

Не желая ждать ни секунды дольше, Ройс упал на колени, и его руки настигли Пип. Со сдавленным криком он прижался к ней, его губы нашли ее в голодном поцелуе, и его язык с почти жестоким напором вошел в ее рот. Но поцелуй уже не мог удовлетворить его страсть, и он неохотно покинул ее рот, чтобы горячо пройтись от ее подбородка до груди, где его язык тесно прижался к твердым соскам. Жадное прикосновение его губ, тянувших и гладивших ее грудь, заставило Пип беспомощно извиваться в его объятиях.

Потрясенная силой могущественных чувств, овладевших ею, Пип безостановочно гладила Ройса, находя удивительное удовольствие в прикосновении своих пальцев к его твердому, горячему телу. Томясь, она проводила своими пальчиками по его плечам, по гладким мускулистым рукам, по напряженной широкой спине, как бы прося, чтобы он продолжал сладостно мучить ее грудь, и снова удивляясь тому, что он находит ее желанной. Когда его большое тело скользнуло на софу рядом с ней, ей показалось самым естественным вцепиться в него и приглашающе прижаться к нему.