В этом мире, в этом городе…
вернуться

Коллектив авторов
Шрифт:

Последние две строчки – чем не тютчевские?

Похоже, Баратынский неповторим.

Он, усвоивший легкость Батюшкова, Жуковского, Пушкина обдуманно утяжелил, архаизировал свой поэтический язык и создал несколько шедевров, в которых мысль, чувство, интонация и образ сплавлены воедино.

В России сейчас одновременно творят сотни интересных поэтов. Автор считается явлением, если у него есть с полтысячи читателей. Из которых едва ли десяток понимает, что же на самом деле выдаёт на-гора их кумир. Угробить жизнь, чтобы создать парочку шедевров, которые всё равно фактически никто не поймёт? Обидно как-то. Лучше творить эффектное – и быстренько. Что и делается.

Так что рядом с Баратынским не встанет никто.

Николай Беляев

«Здравствуй, радость моя усталая…»

* * *
Здравствуй, радость моя усталая,стариковская, неоглядная!Наши годы – мелькнули стаямиперелётными, листопадными…Где они – за которым облакомчто трубили – не так и важно.Посидим за кухонным столиком,помолчим… Умирать не страшно.Что-то сделано всё же хорошее,что-то выросло из желанного,в новый век заглянули, пожили,наглотались его туманами…

«На последней прямой…»

* * *
На последней прямойне щадят ни коней, ни моторов.На последней прямой —гонят, всё выжимая из них.На последней прямой —не до праздных глухих разговоров.Бормочи, не стесняйся,из глубин твоих рвущийся стих!

«В душу запавшие с детской поры…»

* * *
В душу запавшие с детской поры,(ввек не найти живописней и краше!) —волжские кручи, холмы и бугры,это былинное зрелище наше.Этот – до Каспия – дивный простор,рощи и пажити, и деревеньки,эхо Урала, предчувствие гор,память Орды, Пугачёва и Стеньки.Нам не уйти от тебя никуда,вечно звучит твоя музыка в сердце —золото, синь, голубая вода,небо, в которое не наглядеться!

«Снег выпал, как всегда – прекрасный…»

* * *
Снег выпал, как всегда – прекрасныйи чистый снег.И над землёй сияет месяц ясный,льёт ровный свет.И что-то явно деется с душою —молчит, светясь.Ей снова по плечу – большое,что держит насна этом сине-белом свете:твори, пророчь!На неразгаданной планете,летящей в ночь.

«Ах, молодость! – не сдуру ли? – полез…»

* * *
Ах, молодость! – не сдуру ли? – полезна стену, на скалу береговую,без снаряженья, без страховки, безверёвок, крючьев… Понял, чем рискую, —когда до верха – метра три, а вниз —и глянуть страшно – берег, осыпь, камни…и под ногами – узенький карниз,а вверх – крошится сланец под руками…Завис, завис, дурак, над Ангарой!На том карнизе – стой, зови подмогу…Вжимаюсь в стенку: «Что же ты, герой?Допрыгался? Куда поставишь ногу?»Но ищут пальцы и глаза – возможный путь,шиш – кварцевый с кулак – надёжен вроде,и трещина – расширь её чуть-чуть —опорой станет, и сосновый кореньповыше – в трещине – поможет одолетьи уцелеть, и выбраться…Спасенье —в одном рывке.А дальше – можно петьи любоваться Ангарой осенней!Рывок, и – выдержали кварц и корешок —я наверху, в траве лицом горячим…Не торжествую – был от смерти на вершок.Мне повезло… Случайно, не иначе…Сочувственно насмешлив лик Удачи…Тяжёл и тёмен глаз её укор.Я – знаю, чую на себе его с тех пор.

«Поэт в столице больше, чем поэт…»

Евгению Евтушенко

* * *
Поэт в столице больше, чем поэт.Поэт в провинции – талантлив или нет —он что-то вроде местного придурка,не выше пешки шахматной фигурка.И сколько к небу взор не возноси —так было, есть и будет на Руси.Но – живы, свищут в роще соловьи:«Пой, не скрывайся, милый, не таи!»

«Невидимы, под козырьком крыльца…»

* * *
Невидимы, под козырьком крыльца,сидим мы за полночь, от родины отца,от Костромы, в недальнем далеке,он чуть поодаль – на одной доскекрылечка нашего сидит…Нам хорошо.Мы чувствуем: меж нами – тьма и сырость,меж нами время навсегда остановилось,и нет его, как будто, да и чтомы называли временем когда-то?Лишь воздух, холодящий поры щёк,и звёздной бездны яма…Маловатомы говорили с ним…А он мне далтак много – мне вовек не отдариться.Я многого не понял, не узнал,и чувствую себя теперь тупицей,бездельником, плохим учеником…Он смотрит – сбоку, вопрошающе, сурово,а у меня застряло в горле слово,и по щеке слеза бежит тайком…– Прости, отец! За всё меня прости!– Чего уж там… Всё позади. Сиди…

«Почти две тысячи моих стихотворений…»

* * *
Почти две тысячи моих стихотворений —итог скорее грустный, чем весёлый.Почти две тысячи ударов головой,несчётное число ударов сердца —о стены каменные и стальные двери,о стены, разделяющие нас:– Услышьте, спорьте или – улыбнитесь!Я не для вечности – для вас дышал, творил.

«Не старость, нет…»

* * *
Не старость, нет.А всё же первый снегсверкает, чист, стеклянно-сух, бесстрастен.Ещё вчера его слепой набег,его круженье я назвал бы счастьем.А ныне я стою, задумчив, тих,смотрю на снег – подарок рваной тучи…Я старше стал. На этот снег. На стих —вчерашний, холодно-наивный и блескучий.