— Не получила, — ровно ответила Кейси, несколько оправившаяся от первого удивления. Бояться эту женщину она давно перестала — хотя и допускала, что Ингегерд как раз следовало бояться — но особенного комфорта в ее присутствии все равно не ощущала. Мать умела принести с собой раздор, куда бы она ни пришла. Ингегерд Вейда, красивая и любезная, редко прямо говорила что-то невежливое и никогда не повышала голоса, но в ее присутствии окружающие отчего-то начинали ненавидеть друг друга и весь белый свет заодно. Кейси хорошо помнила, что одноклассницы опасались заходить к ней в гости, когда мать бывала дома, потому что такие визиты всегда заканчивались громкими ссорами на пустом месте.

По счастью, Кейси уже давно было не десять и даже не пятнадцать, так что трепета перед Ингегерд она не испытывала.

— Я не знала, что ты приедешь. Впрочем, даже если б и знала, я задержалась на работе, — уже тверже повторила Кейси. Мать свою она изучила достаточно, чтобы понимать: ни в коем случае нельзя показывать ей слабости. Ингегерд принадлежала к той породе людей, которые кого угодно живьем сожрут и не поморщатся.

— Весьма прискорбно, — поджала губы Ингегерд. — Мне долго стоять на пороге?

«Еще добавь: „На пороге собственного дома!“, — и пойдешь ночевать в гостиницу», — подумала Кейси, глядя чуть выше глаз гостьи.

— Тебе не будет удобнее в гостинице?

— Что? — тихим и очень спокойным голосом спросила Ингегерд. Будь Кейси помладше, ее бы озноб пробрал.

— Ты, помнится, неоднократно выговаривала мне, что не станешь заходить в дом, оскверненный присутствием всяческого человеческого отребья. Я просто предупреждаю тебя, что мой дом регулярно оскверняется самым разным отребьем, от дочери Мондум до безродных рэдских беженцев. Мне казалось, ты боишься подцепить блох.

— А изменница Ингрейна его тоже оскверняла?

— Неоднократно, — почти оскалилась Кейси.

— Может, и мага своего сюда таскала?

— Может, и таскала, — с большим удовольствием соврала Кейси. Увы, Наклз никогда в ее доме дальше крыльца не поднимался. — Они очень хвалили тетушкину кровать.

— Лучше б ты этот дом под бордель сдала, тут и то было б чище, — поморщилась Ингегерд.

— По счастью, это папин дом, — с нажимом произнесла Кейси. — Так что я могла распорядится им в меру собственного ума.

— Весьма скудного.

— Курить во время беременности не следовало.

— Ты у Дэмонры этого набралась? Кто позволил тебе так говорить с матерью?

— Ты решила заняться моим воспитанием несколько поздно. Я уже знаю, откуда берутся дети, и все такое прочее. Дэмонра меня просветила, можешь сказать ей спасибо при случае.

— То-то двадцать пять лет, а одна как перст. В мои времена тебя назвали бы старой девой. А ее бы назвали потаскухой в любые времена.

— Ну, ты-то этой участи счастливо избежала. Сперва выскочила замуж за калладского чиновника, а потом свела его в могилу за недостаточно чистую кровь.

— Как ты смеешь?

— Я дала знакомому фармацевту проверить папины таблетки от сердца, когда он умер. В капсулах оказалась сода. Одна только сода. Мне кажется, можно было ограничиться разводом.

Ингегерд с шумом втянула воздух, потом медленно выдохнула, потерла виски и уже спокойнее сказала:

— Ладно, поговорим и об этом тоже. Тут, по счастью, Дэмонра вряд ли меня опередила. Давай зайдем в дом, Кейси.

Кейси неохотно отошла с порога. Мать подняла с крыльца небольшой саквояж, вошла, сама заперла дверь, принялась снимать туфли. Кейси молча наблюдала за этим, понятия не имея, что последует дальше.

— Я почти неделю ехала в поезде. Так что сначала ванна, а потом — разговоры за жизнь, — поставила Ингегерд дочь перед фактом, проходя вглубь коридора. — Приготовить ужин я тебя не прошу — это, похоже, немыслимо дерзкая просьба. Но ты попробуй пока отрешиться от мысли, что я сжила со свету всех, кого упоминает дочь Рагнгерд. У нее у самой рыльце в пушку. То есть у них обеих. И у матушки, и у доченьки.

«И у тебя, и у меня», — не без иронии подумала Кейси, глядя, как мать исчезает за дверью в ванную. За этой дверью ее ждал неприятный сюрприз в виде пушистого коврика, фикуса в расписном горшочке, кафеля с рыбками и всех прочих предметов «обывательского шика», которые так любила сестра отца и так терпеть не могла его богоравная жена.

Готовить ужин Кейси и вправду не собиралась, но у нее оставались котлеты еще со вчерашнего вечера. Вместо этого нордэна, мурлыкая шансонетку, принялась любовно протирать стекла рамок с фотографиями. Ингегерд предстояло ужинать в компании большого количества предателей и негодяев, осквернителей рода и просто нелюдей.

— Довольно неумная демонстрация, — оценила Ингегерд глядящих на нее из-за начищенных стекол людей.

Гостиную Кейси украшало не менее дюжины фотографических портретов и бессчетное количество пейзажей. Нордэна увлекалась новомодным хобби, а в подвале уже второй год пыталась оборудовать комнату для проявления негативов. Навыки свои Кейси отрабатывала на друзьях и знакомых, так что, помимо видов столичных дворцов и мостов с пятидесяти разных ракурсов, у нее имелось множество улыбающихся коллег и даже просто ребятишек с улиц, всегда готовых поглядеть, как «вылетит птичка».