— Давайте оставим уводящие вдаль дороги для войны. Для мира нам вполне хватит закатов, роз и страстных очей всех цветов радуги.

— Никогда бы не заподозрил вас в симпатии к такой музыке…

Зондэр оставалось только пожать плечами. Малознакомые люди отчего-то всегда приписывали ей любовь к искусству в самом возвышенном его понимании и вообще какие-то романные добродетели. И, что хуже всего, люди, которые знали ее хорошо, зачастую делали то же самое.

— Не все нордэны в восторге от Ингмара Марграда, — спокойно возразила она. — Некоторые самым позорным образом любят мир, хотят спокойно жить и умереть в своей постели.

Витольд нахмурился:

— Знаете, миледи Мондум, я не суеверен, но мне почему-то кажется, что на сей раз дороги уведут очень далеко. Вероятно, это следствие игристого и общей дворянской сентиментальности.

— Вы сегодня необыкновенно мрачны, Витольд.

— Видите ли, миледи Мондум, как раз сегодня отец получил письмо от управляющего завода в Карде.

— Надеюсь, он не украл больше положенного? — попыталась улыбнуться Зондэр. Что-то шло не так.

Витольд тряхнул кудрями:

— Да нет, он честный человек и честно ворует полтора процента прибыли, как и договаривались. Он написал, что в этом году в Восточной Рэде может не взойти хлеб. Какие-то там народные приметы и поверья, да и погода вроде бы плохая, я не очень понял. Я только понимаю, что, если западнее Седой не взойдет хлеб…

«Будет большая война, и совсем не за Седой», — подумала Зондэр. «И тогда родной очаг перестанет греть, а дороги заведут нас очень далеко».

— Вы кому-то говорили еще?

— Вы шутите, надеюсь? Нельзя сеять панику на основании того, что где-то небо красное на рассвете, собаки воют на порогах, а морозянки расцвели на месяц раньше.

— Да, пожалуй. В любом случае, мы ничего не узнаем раньше конца лета.

«Только вот если мы узнаем в конце лета, половине Рэды в конце осени уже будет нечего есть».

— Я сказал это только вам и сказал… на всякий случай. Значит, в одиннадцать на Болотной? — быстро спросил Витольд, прежде чем Зондэр успела что-то ответить.

Пожарная лестница вибрировала под ногами. Тяжелые шаги Магды за спиной заставляли металл ходить ходуном. Дэмонра вцепилась в перила, точно они оставались последним предметом, удерживающим ее в сорвавшейся с цепи реальности, и упрямо поднималась наверх. Стрелки часов показывали уже половину одиннадцатого, дальше ждать смысла не имело.

Нордэна вышла в полутемный коридор. Кругом не было ни души, не считая Магды, проскользнувшей следом.

— Как на кладбище, — шепотом поделилась впечатлениями та.

— Хуже: на кладбище все мертвые, кому положено, — буркнула Дэмонра. Потом, подумав, сунула Магде в руки свой пистолет. — Держи, мне не понадобится.

— А если понадобится? — с сомнением спросила Магда, заломив бровь.

— А если понадобится, значит, все равно уже не понадобится, — сообщила нордэна, впихивая подруге оружие. — Ну, Магда, будем живы….

— Наше небо любит нас, не дрейфь. Если что — кричи.

Вопрос любви небес к каждой конкретной нордэне всегда оставался для Дэмонры открытым, но сознаваться в этом Магде было бы неправильно. Стараясь ступать неслышно, она двинулась к крайнему номеру слева. Бронзовые цифры тускло поблескивали в рассеянном свете, лившемся с противоположного конца коридора.

Портье на первом этаже поставили в известность, что недовольная жена выслеживает неверного мужа. Получив пять марок за беспокойство, тот совершенно проигнорировал двух посторонних на четвертом этаже. Никого по эту сторону двери Дэмонра не боялась.

— Может, все-таки я? — в который раз шепотом поинтересовалась Магда. — Я меньше твоего в бесовщину верю. У меня эфирная не-вос-при-им-чи-вость или как-то так….

— У Наклза нет материальной невосприимчивости, а у тебя кулаки вдвое тяжелее моих, так что не стоит, — Дэмонра извлекла из кармана взятый у портье запасной ключ — за него он потребовал десять марок сверху, клянясь и божась, что репутация безупречного заведения в опасности — вставила его в замок и дважды повернула. Несколько раз глубоко вздохнула, не выпуская дверную ручку, а потом осторожно толкнула дверь внутрь. Из образовавшейся щели в коридор как будто плеснуло темнотой.

«Какого беса они не включили свет?»

Нордэна задержала дыхание, словно перед погружением в ледяную воду, и переступила порог. Дверь за собой она оставила открытой, для верности подложив под косяк прихваченный по дороге камешек. Это давало ей хоть какую-то иллюзию безопасности.

Коридор был узкий и темный. Из щели под закрытой дверью в комнату лился желтый свет. Удушающе пахло засохшими цветами. Нордэна, почти вжавшись в стену, прокралась четыре шага, отделявшие ее от двери. В коридоре все это время стояла обволакивающая тишина, что только усиливало сходство темноты с водой. Дэмонре, во всяком случае, казалось, что она буквально преодолевает пространство, метр за метром. Нордэна едва не завизжала, когда из полумрака на противоположной стене вынырнула скорченная фигура, словно прилипшая к стене. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что она смотрит в большое зеркало, а бледное искаженное лицо твари на стене — ее собственное лицо. Дэмонра прижала руку к губам, чтобы не вскрикнуть, и стала ждать, пока выскакивающее из груди сердце успокоится. По вискам у нее текли струйки пота.