Шрифт:
– Так мы тоже готовы помогать! – воскликнула я с энтузиазмом.
– Нет, к чёрной работе я тебя не допущу, сами управимся.
За разговорами не заметили, как пельмени сварились. К ним обычно подавалась сметана и сливочное масло.
– Может, вина налить с дороги? Или чего покрепче?
– Не, ма, не хотим. Устали на перекладных. Сейчас покушаем, поставим палатку, да и поспим хоть немного.
– Конечно, отдохните! Вечером, когда Гриша придёт, тогда и по рюмочке за встречу выпьем!
Я промолчала. Одно слово «выпьем» в моей душе вызывало такой протест, что хотелось всем крикнуть:
– Да сколько можно пить? И зачем? Неужели нельзя обойтись без выпивки? Сколько горя она принесла в семьи! Сколько душ сгубила!
Но в чужой монастырь, как говорила моя бабуля, со своими порядками не приходят…
Почему я так часто вспоминаю бабушкины пословицы? Наверное, они вошли в моё подсознание и всплывают в самый нужный момент. Спасибо тебе, моя родная, что ты была в моей жизни! Без бабушкиной поддержки я, наверное, не выстояла бы в неравной борьбе за выживание. Не дай Бог такой судьбы ни детям, ни внукам! Ни друзьям, ни врагам!
В палатке, поставленной посредине огорода, мы прожили весь месяц, на удивление соседей и знакомых. Благо, июль и август порадовали солнышком, а дожди остались там, в Саянах – косые, прямые, проливные, моросящие, холодные и не очень, но шли они ежедневно, пока мы были в походе. Только на последнем привале с утра вышло солнце и дало нам возможность просушить палатку, рюкзаки и одежду. Видно, природа над нами сжалилась, услышав мою мольбу и стенания. Я не говорю, молитву, потому что в то время мы все были комсомольцами и атеистами. Я за весь поход не слышала от ребят, чтобы они вспоминали Бога. А вот дожди и слякотную погоду ругали иногда и крепким словцом, но только так, чтобы я не слышала. И всё же поход мы потом вспоминали с теплом и любовью…
А здесь, в Туве, мы отогревались на солнышке. Мы с Сашей радовались, что нет дождей, а Нина Даниловна огорчалась:
– Если в ближайшее время не будет дождя, придётся поливать картошку. Без картошки мы не проживём, а купить её будет негде. Каждый выращивает только для себя, – мама поправила на голове платок, без которого не ходила даже дома. Наверное, она стеснялась своих редких волос, а, может, просто привыкла.
– Мама, не переживай, мы с Машей польём. Ведь вода в колодце есть? И речка не пересохла.
– Вот и хорошо! Игорёк вам тоже поможет! А мы скоро ремонт закончим, можете в дом перебираться!
– Нет, мы так и будем в палатке, – ответил Александр. – И вас не стесняем, и нам никто не мешает, кроме комаров. А против них у нас есть спрей! Мы их победили! – Саша потряс бутылкой спрея, здесь ещё его не продавали. Провинция…
– Как хотите, – примирительно сказала Сашина мама. – Но если надоест, скажите. Наверное, на земле не так мягко спать, как на моих перинах?
– Это к перинам мы не приучены, да, Маша? – муж посмотрел на меня, ожидая подтверждения.
– Точно, не приучены! Как с тобой связалась, так и сплю теперь в палатке! Видно, доля моя такая, быть женою декабриста. Но, как говорит пословица, с милым рай и в шалаше! – произнесла я шутливым тоном и щёлкнула мужа по носу.
– Машенька, ты правда на меня не обижаешься, что мы не вовремя затеяли ремонт, и тебе приходиться терпеть неудобства?
– Что Вы, Нина Даниловна! Так, в палатке, гораздо романтичнее!
– Машенька, зачем так официально? Ты же для меня теперь дочка, зови меня просто мама.
– Хорошо, я сразу не могу, нужно привыкнуть.
Мы втроём сидели на кухне и пили чай. Григорий ещё не пришёл с работы, а бабушка Таня всё больше находилась в своей небольшой комнатушке и в общие разговоры не встревала. Она была глуховата и не хотела, чтобы из-за неё все разговаривали громко. Да и стеснялась того, что была малограмотна, куда, мол, мне, деревенской, тягаться с образованной молодёжью. Бывают такие люди – невидимки. Так вот, Сашина бабушка, присматривающая за внуками в их детстве, старалась жить так, чтобы никого не обременять и в тоже время быть при деле… Ещё она сильно комплексовала из-за того, что имела мизерную пенсию в 12 рублей, и кормили её дочка с зятем. А зять, как я уже упоминала, любил выпить, и в таком состоянии часто попрекал тёщу куском хлеба. Мне за время проживания приходилось несколько раз это слышать, но Саша, зная, что я ненавижу пьяных и не могу смотреть, как унижают людей, особенно пожилых, предупредил меня, чтобы я не вмешивалась. Приходилось молча уходить, чтобы не присутствовать при этих ссорах. А мне было до слёз жалко старушку! Впрочем, как и Нину Даниловну. Первое время после нашего приезда отчим немного присмирел, а потом снова начал пить, и Саше стоило трудов, чтобы в такие моменты, когда он не мог себя контролировать, его утихомирить.
Так что посиделки, как правило, были у нас втроём. Иногда прибегал Игорь, но слушать наши разговоры ему было скучно.
– Маш, а, Маш! Хватит тут на кухне сидеть, пойдём поиграем в шашки!
Он брал меня за руку и корчил такую умилительную рожицу, что отказать ему было невозможно.
– Игорёк, дай нам чай допить и поговорить с твоей мамой, а то мы с Сашей скоро уедем и не успеем наговориться!
Игорь надувал губы, но не уходил, пока я не соглашалась. Однажды Нина Даниловна не выдержала и отправила его спать. Потом посетовала: