– Вы курите? Если да, то в Вашем распоряжении будут трубка и табак.

– Нет. Я бросил.

– И давно?

– Достаточно, чтобы не начинать.

– Хорошо. До свидания. – резко закончил Долгожитель.

– Всего доброго. – ответил я и помахал рукой.

Долгожитель направился к выходу. Я вышел на балкон, чтобы проводить его, но не успел застать, как он вышел. Приятный влажный ветер аккуратно обдувал меня, донося с собой запах свежих пышек. Внизу стояли молодые и что-то яростно обсуждали, активно жестикулируя при этом. опять раздался гудок парохода и я вернулся в комнату.

Для начала я решил провести два «мероприятия»: выпить кружечку хорошего свежего сваренного кофе и посетить туалет. В качестве «аксессуара» к кофе я использовал коньяк неизвестной мне фирмы из шкафчика. Ощущались как безразличие, так и озабоченность одновременно, невероятно странное сочетание. Обычно такие смешанные чувства бывают, когда выполняешь бесполезную работу, но знаешь, что её итог с тебя спросят. Данная же ситуация была несколько иной. Я налил вторую чашку с крепким аксессуаром, на скорую руку смастерил сэндвич с беконом и вышел обратно на балкон. Мягкий влажный воздух снова встретил меня, нежный и промозглый ветер отлично сочетались с тонким ароматом коньяка, который, как лучший друг, не давал мне повода унывать, а хруст свежего поджаренного на гриле белого хлеба великолепно сочетался с городским утром.

Я вспоминал свою юность. Дворы, посиделки в подъездах, общежитие, первый глоток портвейна, первый неловкий поцелуй, драки, старших товарищей, наш стадион… Моя счастливая и беззаботная юность.

Монотонно и бестолково, в воспоминаниях протекал мой день до самой ночи: я пил кофе и тихо наблюдал за окружающей жизнью. Это оказалось очень увлекательным занятием, как будто смотришь бесконечный сериал в режиме онлайн, я получал искреннее удовольствие.

Вечером, понимая, что мне не уснуть, я открыл бутылку красного вина и тут же почувствовал себя одиноко. Чтобы скорее справиться со скукой, нежели с голодом, я подсушил булку для бургера, зажарил на гриле говяжью котлету, нарезал солёный огурчик и прочие составляющие лучшего фаст-фудовского изобретения. Я обожаю бургеры, и чем бургер больше, тем он лучше, особенно если добавить к нему халапеньо, и побольше, чтобы аж вот-вот потекли слёзы от остроты. Но халапеньо я не нашёл, зато перчика чили в холодильнике лежало до отвала. Там вообще всего было до отвала, кроме халапеньо.

Я поставил виниловую пластинку любимой группы «Би-2» и вполголоса с выражением подпевал их песням. Я обожаю винил: есть в нём какой-то особый магический шарм, а этот волшебный треск можно слушать бесконечно. Вино же у меня ассоциируется со встречей, приятным времяпровождением, и чтобы не усиливать угнетение от одиночества я не наливал его в стакан (я не люблю бокалы), а пил прямо из бутылки, как когда-то в юности пил во дворе портвейн три семёрки, а потом уснул под звук скрипящего пола этажом выше. Так прошла моя первая неделя в «безопасном месте». Каждый новый день был похож на предыдущий и уже не приносил никакого удовлетворения, особенно, когда я в очередной раз заменял халапеньо перчиком чили. А дальше видимо что-то пошло не по плану…

Глава 3 (о падающих человечках)

Когда я не имел сознания, Когда я мыслил через мрак, Когда я видел боль, страдание, Когда горел кровавый флаг, Когда скулили люди в ранах, Когда гранаты рвали плоть, Я спал, я видел без сознания, Во мне боролись страх и злость. Когда я думал, что я умер, Когда считал, что это ад, Что бесконечный крик и ужас, Плач и стоны дни подряд

Мой остаток без пощады – Я думал, что я не живой. Мне мёртвым быть совсем не надо, Мне быть мёртвым не в первой. Нет, так не может. Мне нельзя!

Кричал я мозгом. Я живой! А нет – воскресну. Воскреситься мне не поздно. Мне есть зачем и для кого, Мне нужно жить. Ад безжалостный – прощай. Но вопли, стоны, мясо, кровь

Не прекращались. Я всё спал. И вдруг, рассеяв пепелище, В лазурном небе выплыл лик. И долгожданное затишье

Сменило слёзы, боли, крик. Русы волосы по плечи, Обрита грубо борода, А глаза бездонны, вечны, Я утонул в них, как когда

На шее камень опоясав, Бросаются в морское дно. Я замер, словно по приказу, Смотря в глаза, я видел всё. Я понял, что значит блаженство, Я почувствовал его. Я был как Будда, равноденство, Свет, гармония, покой. И так смотрели мы друг в друга, Мы молчали… лик пропал. И снова мраки ада, крови, И я всем телом прокричал: – Хватит! Не могу! Закончи!

Я медленно сходил с ума. Так тянулись мои ночи. Ночи… ночи… в них нет дня.

Я помню, как когда-то по роду своей профессии мне приходилось наблюдать за тем, как ночью людей забирает Смерть. Я сидел за холодной песчаной насыпью и наблюдал в ночной бинокль, как километрах в четырёх-пяти от меня, а иногда ближе чёрное небо, словно фейерверки в новогоднюю ночь освещали сотни трассеров. Казалось, что вся атмосфера была усыпана летящими пулями. Как будто каждый квадратный сантиметр был заполнен горячим свинцом. Неустанно строчили пулемёты, чуть глуше и реже были слышны автоматы, и весь этот треск иногда разбавляли взрывы гранатомётных выстрелов.