Шрифт:
– А Оттон?
Петя замялся, покраснел и сердито ответил:
– Оттон Магнуса уважал, считал своим учителем и благодетелем.
Вирхов поблагодарил Петю, проводил его до дверей и обнаружил, что в коридоре остались только Мура и Фрахтенберг – непоседливый грек испарился, исчез и Глинский. После короткого колебания он пригласил в камеру инженера – пусть это было невежливо, но Вирхов еще дольше ждал встречи с неуловимой барышней. Да и времени для беседы с ней потребуется больше, чем для допроса инженера.
– Итак, Михаил Александрович, – Вирхов любезным жестом указал инженеру на стул, – рассказывайте. Заметили ли вы что-нибудь подозрительное?
Фрахтенберг подвигал мускулистым, как будто надвое рассеченным подбородком.
– Мне и в голову не могло прийти, что затевается что-то подобное. Да если б у меня мелькнула хотя бы тень подозрения, не оказался бы я так близко от места взрыва.
– Скажите, а вы видели в руках нищего какой-нибудь предмет?
– Увы, ничего. Может быть, взрывное устройство было небольшим.
– А разве прогресс дошел до такой степени?
– Наука служит и злодеям и героям, – напыщенно сказал Фрахтенберг. – Только тех, кто с бомбой в руках защищает власть православного Государя, гораздо меньше.
– А разве есть монархисты, развязавшие террор против террористов?
Твердо, с некоторым сожалением в голосе, Фрахтенберг ответил:
– Уверен, дойдет и до этого. Власть Государя шатается, церковь ослабла, внутренние ее распри становятся достоянием профанов. Хорошо, что Государь поступает мудро – идет своей царской дорогой, настоял на Саровских торжествах.
Вирхов испытующе взглянул в светлые, чистые глаза инженера. Вот на таких, как он, и держится сила империи.
– А у кого из ваших друзей могли быть мотивы для убийства Магнуса?
– Возможно, что и у всех. Сами знаете, после кишиневского погрома отношение к евреям...
– Но ни Степан, ни отец Онуфрий не были евреями! – не согласился Вирхов. – А вы имели дело с покойным банкиром?
– По счастью, не приходилось. – Фрахтенберг, оглянувшись на строчившего протокол письмоводителя, наклонился к следователю и зашептал: – Сообщаю в конфиденциальном порядке: репутация у банка не из лучших, отчетность запутана, предусмотрены лазейки для хищений. Я свои деньги и бумаги этому банку не доверяю. И с банкиром не знаком. Так, иногда его речи в газетках читал.
– А как вы объясняете отсутствие на отпевании в храме господина Оттона?
Фрахтенберг усмехнулся.
– Ведет тайную жизнь. И вчера рано из «Аквариума» исчез. Думаю, любовное свидание.
Вирхов поблагодарил ценного свидетеля и выпроводил его из кабинета.
В коридоре, проявляя явные признаки нетерпения, рядом с бледным велосипедистом стояла Мария Николаевна Муромцева.
– Прошу вас. – Вирхов галантно склонился перед распахнутой дверью.
Младшая дочь профессора Муромцева поспешно вошла.
– Карл Иваныч, я очень тороплюсь, – призналась она, присаживаясь.
– Как вы себя чувствуете, дорогая Мария Николаевна?
– Все в порядке, но я еще не успела вас поблагодарить за избавление от похитителей, – ответила она, потупившись.
– Вы узнали главаря шайки? Внешность у него приметная, котообразная, да на запястье браслетик с камушком.
– Да-да, Карл Иваныч, – воодушевилась Мура, как будто что-то припоминая, – это Васька-Кот. Я с ним и раньше встречалась. Случайно. В Демьяновом трактире.
– Тише, – приложил палец к губам Вирхов. – Об этом потом. А теперь по порядку. Что вы мне хотели рассказать о происшествии в Воздухоплавательном парке?
– Уверена, что это был взрыв. Умышленное убийство. В руках у Степана Студенцова была шкатулка с адской машинкой. Так же, как и в руках погибшего нищего.
– А кто вручил погибшим опасные устройства, вы не догадываетесь? – Вирхов с ускользающей надеждой смотрел на начинающего детектива.
– У меня несколько версий.
– Несколько версий есть и у меня, – разочарованно протянул Вирхов. – Такие адские машинки нам известны. Они поступали в столицу из Харькова, Тулы, Екатеринбурга, Очакова. А не мог ли ваш поклонник привезти с собой пару штук из Крыма? Ведь как он приехал, так все и началось...
– Нет, невероятно, – возмутилась Мура. – Эрос Орестович человек достойный.
– Успел он вам голову вскружить! – усмехнулся Вирхов. – А что вы о нем знаете? По приезде в Петербург стал жертвой покушения. Приволок в гостиницу подозрительные шприцы, склянки, чемодан асфальта. Распорядился в жару топить печь. Все вместе это мне не нравится.
Мура растерянно молчала, но сказать она ничего не успела, так как дверь в следственную камеру стремительно распахнулась, и на пороге возникли два внушительных жандарма, следом за ними появилась группа представительных мужчин в мундирах и в штатском.