– Я вам сейчас все объясню, – опять подал слабый голос Максим Иллионский, благоразумно сохраняющий дистанцию между собой и сумасшедшей красавицей, сорвавшей его последний спектакль в Петербурге.

– Объяснять будете потом! – срывающимся голосом закричала Брунгильда и сделала еще один шаг по направлению к готовому бежать актеру. – После погребения! После кладбища!

Пользуясь тем, что Брунгильда на него не смотрит, доктор Коровкин пытался как можно выразительнее подмигнуть Иллионскому, дать сигнал – спокойно, не сопротивляйтесь, не противоречьте. Но Иллионский, кажется, не надеялся на поддержку Муры и доктора Коровкина.

– Дорогая Брунгильда... э... э... ваше сиятельство... – Клим Кириллович старался всеми силами переключить внимание старшей дочери профессора Муромцева с Иллионского на себя, он боялся, что помешательство выльется в буйные формы. – Мы готовы следовать за вами...

Брунгильда обернулась на голос Клима Кирилловича.

– Мне такого позора не надо! – В ее голосе клокотала откровенная ярость. – И не вздумайте мне мешать, не вздумайте звать полицию. Я за себя не ручаюсь.

– Нет-нет, ваше с-с-сия-т-т-ельство, – пробормотал, опуская глаза, доктор и толкнул локтем в бок Муру, едва державшуюся на ногах от охватившей ее паники. – Не извольте беспокоиться. Мы едем на кладбище.

– Но сейчас там, наверное, уже темно, – всхлипнула Мура, – уже десятый час.

– Ну и что? – возразила гневно Брунгильда. – Тем лучше. Никто не увидит, как я похороню князя Бельского.

– А-а-а... где... м-м... сейчас... тело... князя? – Доктор Коровкин мучительно подбирал слова и старался смотреть на Брунгильду преданными глазами.

– Где его тело, я знаю, – злобно ответила красавица, – а вот души у него никогда не было.

– А нельзя ли погребение перенести на утро? – заискивающе попросила Мура и криво улыбнулась.

– Ни в коем случае! – топнула ногой Брунгильда. – Я не желаю, чтобы пострадала моя репутация! Репутация – превыше всего!

– А господин Иллионский... он... что – тоже поедет на кладбище? – осторожно поинтересовался доктор.

– Всенепременно! Без него погребение не состоится, – заявила Брунгильда. И повернулась к актеру:

– Есть ли у вас саван, господин Иллионский?

Бледный, как мел, актер молчал.

– И не забудьте про тапочки, – подхватил доктор и подмигнул актеру, – и потом, э-э-э, ваше сиятельство... заказан ли гроб?

– Мы похороним князя Бельского без гроба, – ответила с нескрываемым наслаждением Брунгильда. И с неожиданной страстью продолжила:

– И он сам выроет себе могилу.

– О боже! – ахнула Мура, качнувшись в сторону доктора Коровкина, который свободной от саквояжа рукой подхватил ослабшую девушку за талию. – Это убьет папу! У него слабое сердце!

– Я помогу князю Бельскому, ваше сиятельство, – заверил сумасшедшую доктор. – Мы с господином Иллионским ему поможем.

– Нет, я хочу, чтобы могилу рыл сам князь Бельский! И лучше всего – руками и зубами! – вновь завизжала Брунгильда. – Если он возьмет в руки лопату, я сама собственноручно убью его этой лопатой.

Мария Николаевна Муромцева дрожала, как осиновый лист, – она представила себе зловещий мрак осеннего кладбища, озаренные неверным светом луны кресты и надгробья, разверстую могилу, края которой пытался грызть зубами седой костлявый мертвец в белом саване, и стоящую чуть поодаль разъяренную Брунгильду с лопатой, занесенной над несчастным покойником – князем Бельским.

Да, в девушке, которую она привыкла считать своей родной сестрой, был, был истинный аристократизм – не только тонкая кость, хороший вкус, но и ранимая, чувствительная психика. Ее утонченная психика и пострадала-то в первую очередь после случившегося. Но что же произошло с бедной Брунгильдой? Кто и как выманил ее из дома и довел до сумасшествия? Что с ней делали эти три дня?

Мура с отчаянием наблюдала за происходящим и изо всех сил пыталась соединить в своей бедной голове несоединимое. Звонок неизвестного мужчины из аптеки и заверения о том, что все в порядке и концерт состоится вовремя. Записку с требованием заплатить за Брунгильду 10 000 рублей. И кульминацию, апофеоз – появление Брунгильды на сцене Суворинского театра.

– А при чем здесь выкуп? – с отчаянием выкрикнула она и почувствовала, как доктор Коровкин толкнул ее локтем и зашипел.

– Выкуп? – Глаза Брунгильды округлились, и она тяжело задышала. – Какой выкуп?

– Мария Николаевна ошиблась, ваше сиятельство... – заторопился загладить промашку Муры доктор. – Она имела в виду выкоп, от слова копать, то есть яму на кладбище... Правда, Мария Николаевна?

Оцепеневшая от ужаса Мура не могла произнести ни слова – она, подобно кролику, загипнотизированному удавом, ждала неминуемого приближения сестры.

Взбешенная Брунгильда остановилась в двух шагах от жертвы.

– Какой выкуп? – угрожающе повторила она. – Сколько?

– Десять тысяч, – слабеющим голоском пролепетала Мура. Дощатый пол сцены плыл под ее ногами. Она бы упала, если бы не твердая рука доктора Коровкина, не выпускавшая ее талию.