Ричард отвернулся к стене и замолчал. Молчал долго, целую минуту. Когда он снова обратил свой взор к Бэкингему, его лицо озаряла добрая, хотя и кривоватая улыбка.

– Я испытывал тебя, мой друг. Я же знаю, насколько тебе бывает трудно, но ты выбрал справедливую сторону в этой борьбе и пойдешь со мной до конца. До победы. До нашей победы!

Бэкингем склонил голову.

Он ничего не ответил.

Глостер ждал, скажет ли он еще что-нибудь, но не дождался. И тогда сказал сам, может быть, для того, чтобы оставить за собой последнее слово:

– Поезжай-ка пока к себе, в Уэльс, который я даю тебе в управление. Собери там налоги. Нам с тобой понадобятся деньги.

– А парламент? Кто будет обрабатывать этих тупых баронов?

– Пока я напущу на них моих законников во главе с доктором Шеем. А ты вернешься и наведешь глянец.

– Вы решили не спешить со своей коронацией?

– Какая может быть речь о коронации? Я об этом и не думаю. И тебе думать не советую.

– Я поехал собирать силы, – сказал Бэкингем.

– Ты меня правильно понял, – кивнул Ричард. – У нас немало врагов. Но если я стану королем, их станет еще больше, и палачам придется потрудиться.

– Не спеши убивать принцев, – сказал Бэкингем от самой двери.

Ричард не ответил.

Но его губы беззвучно шевельнулись:

– За эти слова ты мне тоже ответишь... своей жизнью...

Дождавшись, пока шаги герцога Бэкингема стихли в коридоре, Ричард отправился в оружейную.

Там хранились бочонки с порохом, стояли прислоненные к козлам алебарды и копья, на полках лежали мечи, а в ящиках россыпью – картечь.

Ричард прошел через этот мрачный зал к секретной двери в подвал.

По узкой каменной лестнице с высокими ступеньками он спустился в пыточную комнату.

В низком зале стоял неистребимый запах крови. Казалось, здесь еще звучат крики узников, умирающих от невыносимых страданий.

В последние дни здесь никого не пытали, но все было готово: орудия пыток ждали своих жертв.

Ричард подумал, что неплохо было бы помучить попавшего в плен сэра Генри Уайта – этого упрямого идиота, который никак не может смириться с тем, что Генри Ричмонд никогда не вернется в Англию. Генри слишком беден, и у него нет влиятельных друзей.

Не считать же друзьями глупенькую Лиззи и ее смиренную мать, на которую придется еще немного нажать – и тогда она станет шелковой.

Ричард вынул кремень и трут и высек огонь. Масляный факел, прикрепленный к стене, загорелся зловеще и ярко.

Ричард был опечален.

И в этом он не мог признаться никому.

Хотя был человек на свете, который мог читать его мысли и от которого Ричард не мог ничего скрыть.

И этот человек появился посреди пыточной, словно ниоткуда.

Перед Глостером стояла высокая женщина в монашеском одеянии.

Она откинула капюшон, тряхнула головой, и чудесные черные волосы водопадом рассыпались по плечам и спине, ниспадая до пояса.

– Здравствуй, фея Моргана, – сказал Ричард. – Конец пути близок.

– Но впереди еще трудные дни, – произнесла фея глубоким, грудным голосом.

– Они быстро пройдут.

– А потом может начаться самое трудное...

– Не пугай меня, фея Моргана. Ты принесла документ?

– Он давно у меня.

– Ты уже догадалась, что он может мне понадобиться?

– А как иначе ты сумеешь захватить не принадлежащий тебе трон? Кто тебе поверит? Кто поверит в то, что ты заботился о детях и вдове?

– А теперь?

– Теперь найдутся и такие, кто поверит. Их будет немного. Больше окажется тех, кто пойдет с тобой из-за власти или денег.

– Мне суждена победа?

– Я не знаю будущего, – ответила фея.

Ричард не поверил ей.

И она, угадав его мысли, ответила:

– Ты можешь верить или не верить, от этого суть дела не меняется.

– Я делаю все ради любви, – сказал Ричард.

– Что ты говоришь?!

– А ты думала, мною движет тщеславие? Страсть к власти? Да ничего подобного! Я полюбил, страстно и нежно...

– Кого же?

– Изгони усмешку из своего голоса. Мне, мужчине средних лет, тоже доступно чувство глубокой и бескорыстной любви...

– Говори, говори, мне интересно послушать еще одну лживую сказку.

– Когда моя племянница Лиззи подросла и стала девушкой, я понял, что все свои нерастраченные чувства, всю свою душевную боль я брошу к ее маленьким ножкам...