Николай Михайлович Гудков:

– Отношения с Солохиным у них сразу сложились очень тяжёлые. На собраниях постоянно между ними разгорались схватки.

Директор ходил всегда во френче, в галифе, в сапогах. Очень важный. О его педагогической деятельности рассказывает Анна Борисова, бывшая ученица десятого класса, того самого, где учился младший брат Булата:

– Вообще, плохой он был. Вы знаете, он нам на уроке такие анекдоты рассказывал, начиная с шестого класса! Мы засмеемся, а он: «Тише! По коридору ходят». Курил прямо на уроке, окурки в урну бросал. А один раз за какую-то провинность целую неделю оставлял весь класс после уроков. Сам уходит, а все сидят. На улице уже темно, а многим несколько километров до дому добираться. Придёт снова, его спрашивают ученики: «Когда вы нас уже отпустите?» А он: «На ваш вопрос отвечаю молчанием», – и опять уходит, сапогами начищенными поскрипывает. В конце концов все не выдержали и ушли без разрешения, так он на следующий день опять весь класс оставил после уроков. И так целую неделю. Сидит в учительской или даже идёт домой, поужинает, отдохнёт, придёт: «На ваш вопрос отвечаю молчанием», – и уходит. Вся школа пустая, а мы сидим.

В учительской директор, оказывается, тоже не просто так время терял – свои сердечные дела решал. Один раз ученики так сидели-сидели, ждали его, да и решили потихоньку к учительской подкрасться, послушать, что он там делает. Учительская на втором этаже была, и весь класс, затаив дыхание, на цыпочках по лестнице – и к двери. А за дверью плачущий голос завуча Клавдии Ивановны: «Ты изменил мне, подлец!»

Теперь вышеприведённая цитата обретает несколько новые смысл и краски:

Она смотрит то на меня, то на Шулейкина круглыми коровьими глазами, и полные её губы слегка приоткрыты в томительном ожидании.

И её «коровьи глаза», так обидевшие супругов Кузиных, наверное, были не вообще «коровьи», а лишь в присутствии любимого, директора школы.

Да, Михаил Тихонович был большой охотник до женского полу. При этом жена его, Вера Ивановна, работала тут же, учительницей в начальных классах. Переживала, конечно, но права голоса не имела.

Ещё из нашего разговора с Анной Борисовой:

– Один раз он нас с Варей Сиваговой оставил после уроков. Зачем – непонятно. Фотографии какие-то свои показывал, анекдоты дурацкие про мертвецов рассказывал… Поздний вечер уже, мне домой далеко добираться…

Вот с таким своеобразным человеком пришлось Булату сойтись в противостоянии.

Зато отношения с учениками становились всё лучше. Он многое сумел привить детям, в том числе и свою большую любовь к Маяковскому.

Варвара Изотенкова:

– Булат Шалвович много рассказывал нам о Маяковском, очень интересно и эмоционально. Кажется, Маяковский сложный поэт, но после рассказов Булата Шалвовича я вообще полюбила его, и не только я. Он стал моим любимым поэтом: и на выпускных, и на вступительных экзаменах я всегда писала сочинения только по Маяковскому.

Окуджава строил уроки так, что обязательно оставлял минут семь-десять в конце и что-нибудь рассказывал. Эти рассказы не просто были интересны для ребят – они были чуть ли не единственной информацией, которую те могли получить помимо школьной программы. Телевизора тогда не было, газет и книг деревенские тоже практически не видели.

Меня приводила в отчаяние узость их кругозора. Помню, поинтересовался на первом уроке в восьмом классе: какие книги есть у вас дома? Они молчали и при этом смотрели друг на друга так, будто я спросил их о чём-то необыкновенном. Я настойчиво повторял вопрос, и наконец, одна девочка прошептала соседке: «У тетки Марьи есть книга…»

У детдомовских в этом отношении было получше. Изотенкова вспоминает, что у них висел репродуктор и они каждый день во время завтрака слушали одну ежедневную передачу. И так они к ней привыкли, что до сих пор ей как будто слышатся позывные этой передачи и задорный голос ведущего: «Здравствуйте, ребята! Слушайте “Пионерскую зорьку”!» И это всё, что они слышали по радио. Правда, это чуть позже было – электричество в Шамордино провели сразу после отъезда оттуда Булата Окуджавы.

Воспитательница Мария Марковна Функ была большим книгочеем, следила за новинками литературы и каждое утро в минуты хорошего настроения пересказывала ребятам то, что прочитала накануне вечером. Изотенковой особенно запомнился её пересказ книги «Далеко от Москвы» В. Ажаева. Как раз эту воспитательницу вскоре уволили за тяжёлую руку.

Да и книги какие-то были в детдоме – «Повесть о сыне» об Олеге Кошевом, «Повесть о Зое и Шуре», много произведений Гайдара. Читательские конференции проводили по этим книгам, в основном по Гайдару. Очень его дети любили.

А в школе был Булат Шалвович. Он книжек не пересказывал, он рассказывал о себе: о войне, о том, как учился в Тбилиси в университете, как они там по канатной дороге в гору поднимались, – много чего рассказывал. И так это всё было интересно! Однажды он рассказывал про то, какая жизнь будет в будущем, при коммунизме. И кто-то из ребят спросил его: «Булат Шалвович, а в коммунистическом будущем будут тюрьмы?» Тот удивился и говорит: «Ребята, ну какие тюрьмы? Они отомрут сами по себе. Люди будут жить честные, добросовестные, трудолюбивые, и тюрем не будет».

Я старался заинтересовать школьников знаниями, расширять их кругозор. Поэтому рассказывал на уроках не только о литературных героях, но и о том, чем прославился калужский край в прошлые века, о фронте, о жизни нашей страны [23] .

Ученики хоть как-то скрашивали те неприятные школьные будни, которые Булат сам себе устроил. Он интересовался жизнью ребят, вместе с ними увлечённо делал стенгазету, весь текст которой был в стихах, сам писал эти стихи и показывал ребятам, как это делается. И такая замечательная газета у них получалась, что вся школа ходила в их класс – смотрели, читали, завидовали…