«Надо же, Господь, вдохнув в возлюбленных близнецов жизнь, позаботился и о том, чтобы люди могли их различать! Давид Яковлевич, стоя у зеркала, практически видит своего брата Леонида Яковлевича. Прощелыги и прохиндеи обычно легко находят общий язык в вопросах надувательства людей. Тут же ещё и родственные узы. Близнецы – дубль-прохиндеи! – думалось ему. – И всё же зудит у меня в голове наивный вопрос: а друг-друга они надувают, по-братски?»

Ответ пришёл сразу: «Да, конечно. Они же дельцы, граждане сияющего золотом торгашеского мира. Да и притча о чечевичной похлёбке совсем не глупость».

Затянувшаяся пауза заставила братьев переглянуться. Они заметно взволновались.

Фёдор сглотнул комок, подступивший к горлу и, сдерживая подступающее бешенство, проговорил развязно:

– Таки я буду неизмеримо рад получить полный расчёт, господа Петуховы.

Рука Леонида Яковлевича нырнула в стол и появилась с конвертом. «На опережение работают, всё оговорили братики. Догадывались, что я не поведусь на их зехеры», – злобно сверкнул глазами Фёдор.

– Тут полный расчёт, с учётом переработок, – вяло промямлил Леонид Яковлевич, а Давид Яковлевич добавил, – не обижайтесь, Фёдор Васильевич. Ничего личного, – это просто бизнес.

– Просто бизнес часто завершается прекрасным видом на Неву из-за тюремной решётки, – Фёдор грубо цапнул конверт из коротенькой ручки Леонида Яковлевича и небрежно сунул его в задний карман брюк. Братья промолчали.

Алексей знал о тяжбе Фёдора с начальством и ожидал его. Он оторвался от экрана, бросил на него быстрый взгляд:

– What?

Фёдор достал из кармана конверт, покрутил им в воздухе.

– Подлючий и жадный народец. Припечатано древней историей про тридцать три сребреника, – глухо произнёс Алексей в очередной раз, прикладываясь к фляге.

С «учётом» переработок в конверте было сорок девять тысяч четыреста двадцать семь рублей. Прошептав: «Калькуляторщики», Фёдор в очередной раз выругался.

– Вообще-то неплохо было бы, брат, отметить день рождения ещё одного непримиримого врага капитала. Как ты, дядя Фёдор, по поводу авторизации? – сказал Алексей, когда они вышли в восьмом часу из офиса и закурили.

– Я в этой ипостаси, Лёха, уже несколько раз рождался, так и не став Робин Гудом. Да и за рулём я, – ответил Фёдор, подсчитывая в голове завтрашние траты, которые, по всему, должны были съесть все полученные сегодня деньги.

– Откровенный мужской разговор – это всё, что осталось у нашего народа. Пиво и душевный разговор – лучший психотерапевт, – назидательно сказал Алексей.

Фёдор отрешенно махнул рукой.

– Поехали. А ещё, говорят, неплохо лечит работа на рудниках, желательно в кандалах.

Домой Фёдор не стал звонить, машину оставил на стоянке.

В забитом шумными компаниями баре (был футбольный день), пристроиться удалось в дальнем тёмном закутке. Фёдору давно не доводилось бывать в таких заведениях. Он с удивлением наблюдал за бурным поведением болельщиков и болельщиц, невольно отмечая, что соблюдена некая пропорция по половому признаку, подумав саркастически: «Каждой твари по паре. Он вспоминал, что сам когда-то неплохо играл в футбол, ходили на «Зенит», частенько доводилось отдыхать с девчонками в больших дружных компаниях после игр, но девицами на равных с парнями большими кружками пиво не пили.

Девушки визжали, парни орали, дым стоял коромыслом, у Фёдора стала болеть голова. Наблюдая за этой околофутбольной оргией, он думал о том, что этот некий новый вид коллективного времяпровождения с непременным пивом, календарно связанный с футбольными днями, на самом деле вид современной зависимости, которую бизнес успешно навязывает, пропагандирует и холит.

Между первой и второй кружкой позвонила жена. Фёдор сказал, что чествуют в офисе юбиляра. Выдержав долгую паузу, Таня язвительно сказав: «Жди «хорошего», отключилась.

Алексей сел на своего конька: масоны, мировое правительство, секты, глобализм, саентология, заговоры, протоколы сионских мудрецов, власть хазар, крах капитализма. Они перестали поглядывать в телевизор, пили пиво, курили, беседовали. «Зенит» проигрывал.

Откуда-то появившийся лупатый «качок» с детской чёлкой на лбу присел без приглашения за их стол и, буравя друзей глазами, прогундосил:

– Здесь, между прочим, болеют за «Зенит».

– Мы это видим, – хмыкнул Алексей.

Кажется, ответ был неправильным – «качок» напрягся, стал разбухать.

Толкнув локтем в бок, чуть не поперхнувшегося пивом Фёдора, указывая рукой на «качка», Алексей, улыбаясь, сказал:

– Инкуб.

– Чё? – хрустнув шеей, вытаращил глаза фанат «Зенита».

– Я ему сказал, что ты фанат футбольный. Это на их фене. Товарищ не рубит по-русски. Он филистимлянин с острова Пасхи. Гость наш. В России первый раз. Ему переводить приходится.

– Ты ему скажи, что здесь болеют за «Зенит», – расслабленно осел фанат.

Алексей повернулся к Фёдору и произнёс какую-то абракадабру на английском со словом «Зенит», а Фёдор, подхватил его игру, с серьёзным видом, уважительно цокая языком, воскликнул: