– Васька, ты куда?! – услышала я окрик отца.

И, не останавливаясь, на ходу крикнула в ответ:

– Я варежку уронила! Сейчас!

И шагнула вниз с маленького пригорочка. За варежкой. А потом прошла ещё несколько шагов за шишкой, что чернела на белом снегу. Ведь из нее получится замечательная маковка на мой кулич.

В это-то время река и вскрылась. Раздался оглушительный грохот. Земля ушла у меня из-под ног, и мы вместе со льдом куда-то поплыли. Как-то все и сразу.

Сзади что-то кричали мужчины. Но из-за грохота ломающегося льда я ничего не могла разобрать. Да и ответить тоже. Поскольку мне было совсем не до ответов.

Лёд под ногами ходил ходуном. Так что я, потеряв равновесие, просто шлепнулась на пятую точку. Да так и застыла, приоткрыв рот от удивления. Там, где только что было бело от снега, теперь чернела и бурлила вода, с первобытной яростью кроша и ломая ледяные глыбы. Меня же на одной из льдин поволокло вперёд, качая и тряся на ходу.

Откуда-то сбоку я слышала крики, это потом я узнала, что отец с другом рванулись вдоль берега за уплывающей со мной льдиной.

Меня же несло куда-то вперёд. Качка усиливалась, так что я просто легла на лёд плашмя. Перед глазами закипала, бурлила и пенилась тёмно-серая вода. Впереди крошился лёд, обдавая мне спину ледяными иголочками. Льдину крутило и качало. Голова чуть кружилась.

Одним словом, несло нас с льдиной конкретно так. И, как я заметила краем глаза по мелькающим сбоку чёрно-зелёным стволам деревьев, несло не с маленькой скоростью.

Наконец на третьей крейсерской скорости мы оказались на сравнительно чистом ото льда участке воды. Течение успокоилось. И река, неторопливо покачивая льдину, прибила её к берегу.

Куда я на четвереньках быстренько и вылезла, благо берег был совсем пологим. С кое-где виднеющимися проплешинами мха. Так что я вполне могла сориентироваться и не принять ещё не отколовшийся кусок льда за твёрдую почву.

Быстро забравшись на пригорок и оккупировав находящуюся на нём проплешину, я огляделась по сторонам.

Откуда-то сверху по течению доносились отдалённые крики.

Где-то в лесу снова зачирикали замолкшие было птахи.

В лицо дул тёплый ветерок, неся с собой запахи талого снега, мха, леса и реки.

Я посмотрела на реку, неожиданно в её неспешном течении вспенился бугорок и словно расцвёл белоснежным цветком на чёрно-серой глади воды.

А затем, чуть подняв глаза вверх, я заметила и какое-то движение на другом берегу. И, приглядевшись, увидела пятерых волков, внимательно рассматривающих меня, стоя рядом с огромным валуном.

Увидев серых, я почти испугалась. Но лишь почти. Поскольку изнутри меня, словно вода из родника, поднялось нечто, что позволило мне повторить слова Маугли:

– Мы с тобой одной крови. Ты и я.

Волки задрали головы, принюхиваясь. А затем неторопливо скрылись в чаще леса, а на поляну выскочили двое…

Ну конечно, это был мой отец со своим напарником.

И видок у них, должна заметить, был так себе. Встрёпанный такой видок был.

Быстро подхватив меня на руки и осмотрев со всех сторон, оба слегка выдохнули и совсем уже было повернули назад, но я их остановила, показав на бумбоны и приказав их оторвать от шапки.

Мужчины недоумённо посмотрели на меня, но, глядя отцу прямо в глаза, я повторила просьбу. Самой мне было не справиться. Украшения к шапке были пришиты крепко.

Получив в руки два бумбона, я попросилась с рук и аккуратно положила один на прогалину, на которой стояла, а второй за руку с отцом, который крепко держал меня за неё, подошла к реке и кинула бумбон в воду. Я знала, что должна поблагодарить и реку, и приютивший меня берег за целостность своей шкурки.

После чего мы и отправились в обратный путь. Домой.

– Нагулялись, – выдохнул мой отец, у которого на лице ходуном ходили скулы.

А его друг согласно сузил глаза и лишь молча кивнул головой, стиснув зубы до скрипа.

Маме мы ничего не рассказали, объяснив отсутствие бумбонов на шапке моей прихотью: я типа сделала из них украшение на куличики.

Она было возмущённо вздохнула и уже набрала в грудь побольше воздуха, чтобы высказать всё, что думает о потакании отца моим прихотям, но не успела. Раздался звонок в дверь, это пришли сослуживцы отца.

Начался вечер…

Дальше в моём детстве всё было относительно спокойно. В пять лет мама пристроила меня в детский сад. Не потому, что пошла работать, а чтобы, как она сказала отцу, когда тот несколько удивился её решению, ребёнок социализировался.

Не могу сказать, что я не бегала с остальными детьми на улице, а лишь ходила за ручку с мамой. Бегала, и ещё как. Так, что меня иногда не могли докричаться пообедать. И домой я приходила ближе к ночи, загулявшись и забыв о времени.