Этим он подчеркнул то, что Гедвига вошла в семью графов Эгонов со стороны и по крови не могла считаться графиней. Все её права закончились со смертью последнего из сыновей, а сейчас она правила в графстве единственно попущением Ульриха. Гедвига прекрасно поняла намёки мага и царственным движением отправила старика обратно в башню. Обернувшись к Хельмуту, объяснила, почему не стала настаивать:

— Этот старик совсем из ума выжил. Да и маг он слабый. Ничем он нам не поможет: всеми этими дурацкими словами он просто прикрывает своё бессилие. Муж терпел его только потому, что ждал, когда Ули вырастет и выучится. В общем, я на магию никогда ставок не делала, так что придётся как всегда, самим.

Начальник стражи с ней согласился:

— Конечно, госпожа. Давайте лучше подумаем и прикинем, куда он мог податься. С женщиной и ребёнком далеко не уйдёшь, будь ты хоть трижды магом. Поймать их всех будет непросто, но даже маги едят, пьют и спят. Главное их найти, а там… Есть сонное зелье для графа и мальчика, оно действует несмотря ни на какую магию, а кое-кого неплохо было бы и вовсе пристукнуть. Я не имею в виду женщину, наоборот, её лучше взять и поместить в замке: через неё легче будет воздействовать на малыша. А вот мага стоит пристукнуть.

Гедвига даже испугалась. Как так: пристукнуть? Разве магов можно просто так убивать?

— Они такие же люди, как все, госпожа, — пояснил Хельмут, — Если мага ранить, у него идёт кровь, а если стукнуть по голове хорошенько, то он теряет сознание. Надо только застать его врасплох или, ещё лучше, сонного. Так что посылаем наших людей в те места, где граф мог спрятаться и спрятать своих спутников. Пусть найдут и следят, а там мы придумаем, как справиться с ситуацией.

— Какие места ты имеешь в виду? — прищурилась Гедвига.

Хельмут развёл руками:

— Это вам виднее. Вы знаете Ульриха с детства и должны представлять, где он мог спрятаться. Расскажите мне всё, что вы про него знаете и я его найду. Друзья, близкие люди вроде наставника или няньки, детские убежища…

Графиня тряхнула седыми кудряшками и с тоской устремила взгляд на цветущего мужчину:

— Думаешь, я что-то про него знала? Да я вообще его знать не хотела. Вроде как его наставником был наш конюший, он умер, нянька тоже умерла. Есть ещё служанка, которая всегда убирала в башне, расспроси её: она может что-то знать. И найди, найди мне кого-нибудь, кто снимет это проклятое проклятье!

Некоторое время всадники ехали по накатанной дороге, окружённой невысокими стенками из камней, которые местные крестьяне вытащили со своих полей. Затем стенки стали выше и превратились в уступы скал, но дорога оставалась всё такой же накатанной.

— По ней возят добытое на приисках, — пояснил Ули, — но сезон только начался и никто пока не добыл столько, чтобы везти это на телегах.

Теодор закивал в знак того, что понял, почему столь прекрасная дорога абсолютно пустынна, Виола с Мельхиором улыбнулись. Им было всё равно, главное, никто на пути не встретился, а лошадям не пришлось ломать ноги. Как только сады вокруг дороги сменились на скалы, уклон дороги стал круче. Лошади ступали медленнее, видно было, что они утомились. Да и день шёл к концу, солнце клонилось к горизонту, а тут, в горах, сумерки должны были наступить раньше, чем на равнине.

Тео волновался: успеют ли они добраться до убежища до темноты. Ехать по горам и при свете непросто, а, когда стемнеет, лошади ничего не стоит повредить себе ногу и тогда… О таком даже думать не хотелось. Наконец, когда солнце уже дотронулось своим краем до вершины отдалённой горы, Ульрих решительно свернул на тропинку, едва видневшуюся среди камней, кустов и пучков травы.

— Уже недалеко, — сказал он.

Остальные с облегчением выдохнули. Вряд ли они сегодня смогли проехать дальше. Эди проснулся и тихонько, хныкающим тоном донимал мать: когда уже будет привал и он сможет поесть, попить и побегать. Виола терпеливо разъясняла ему ситуацию:

— Милый, мы сбежали от злой тётки и пока нам угрожает опасность. Ты же не хочешь вернуться в замок? Нет? Так что сиди тихо, терпи, когда можно будет остановиться, я тебе скажу.

Очень убедительно, но действовало внушение минут пять, много семь, а потом всё начиналось сначала и Виоле приходилось терпеливо повторять одно и то же в разных вариациях. Ули попытался что-то сказать мальцу и получил в ответ злой взгляд и вопрос:

— А ты вообще кто такой?

Ули возмутился, хотел сказать что-то вроде: я твой отец, но под пристальным взглядом Виолы заткнулся и даже отъехал подальше вперёд. Мельхиор улыбнулся мальчику, но тоже промолчал.

Сумерки всё больше сгущались и грозили превратиться в настоящую ночь, когда маленький отряд наконец миновал небольшой перевал и стал спускаться в узкую горную долину. Она была настолько невелика, что даже в сумерках её территорию можно было охватить одним взглядом.

— Ну, где тут твоё убежище? — спросил Тео у Ульриха, — через час наступит полночь, а мы всё болтаемся по горам.

Ули поднял руку, ладонью обращённую к Теодору, как бы говоря: подожди. Ещё локтей пятьдесят и перед ними вдруг возникли ворота из жердей. Граф соскочил и открыл их своим спутникам, затем, когда все проехали, закрыл за собой и снова забрался в седло.