Хорошо, что Виола за время работы на мага привыкла к подобным чудесам, поэтому она не пропустила момент, когда надо было снова повторять за ним заклинание. На этот раз Мельхиор запел непонятные слова на очень простой, тягучий и всем с детства знакомый мотив песни про рябину. Так как Виола отлично знала мелодию, ей не составило труда спеть вместе с Мельхиором. Её удивило, что, оказывается, к ней есть магический текст, к тому же родные, знакомые с детства слова так и лезли на язык, но она не сбилась и повторила всё в точности.

К счастью, петь пришлось недолго. В оригинальной песне было куплетов десять, а в заклинании от силы два. После чего Мельхиор взболтал вино с кровью, выпил сам большую часть, а остальное велел выпить Виоле, только попросил оставить немного на донышке. Та даже не поморщилась: кровь растворилась в вине так, что совсем не ощущалась, а добавленные зелья сделали напиток пряным и сладким.

После этого Виола решила было, что ритуал заканчивается, но нет! Мельхиор распахнул рубашку на груди и чиркнул своим ритуальным ножом по обнажённому телу. Порез вышел длинным, но неглубоким, зато тут же стал сочиться капельками крови.

— Прости, — сказал маг, — Это самая неприятная часть ритуала. Тебе придётся слизать кровь языком и проглотить всё, что слижешь. И не бойся — я тебя резать не стану.

Вилька придвинулась к нему поближе и осторожно стала слизывать красные капли с длинного пореза. Впервые в жизни она сама творила чудо: под её языком рана закрывалась так, как будто её тут вообще никогда не было. Как только последние капли исчезли с кожи Мельхиора, девушку как будто молнией прошило: она аж задохнулась от внезапной боли. Но это длилось всего несколько мгновений, затем боль отступила, дыхание восстановилось и, кроме небольшой слабости, не осталось никаких неприятных явлений.

Довольный Мельхиор обмотал их запястья красной ниткой, вымоченной сначала в вине с кровью, а затем в каком-то синем зелье, и произнёс третье заклинание, которое Виола тоже старательно повторила. К счастью, оно состояло всего из пяти слов, последним из которых было: "Виола". Сообразила и вместо собственного имени произнесла имя своего будущего мужа, а что удостоилась его улыбки. Затем запястье пронзила боль, а когда она отхлынула, то Вилька увидела в этом месте вместо красной шерстинки вязь татуировки, которая на глазах бледнела, сливаясь с цветом кожи.

— Это уже всё? — шёпотом спросила она.

— Ещё Эдмона привяжем, тогда будет всё. Но это быстро.

Он поднялся, взял Виолу за руку и подвёл к сладко спящему мальчику. Взял за руку, быстро ткнул в пальчик острым обсидиановым лезвием, а когда выступила кровь, стряхнул три капли в кубок и лизнул место пореза, которое мгновенно затянулось. Эди пискнул жалобно, но не проснулся.

— Теперь я, — сказал Мельхиор и снова резанул себя по запястью, добавляя кровь в вино.

От Виолы ничего такого не потребовалось. Маг просто попросил взять сына на руки и держать, пока он немного поколдует. Затем он запел заклинание на мотив любимой Вилькиной колыбельной. В этот раз ей не надо было подпевать и она смогла оценить, что голос у её мужа на редкость приятного тембра, да и слух не подкачал. При желании смогут петь вместе на два голоса.

А маг между тем совершал совсем странные на взгляд простого человека действия. Он брал вино из кубка на ладонь и размазывал по хорошенькой мордашке ребёнка. Удивительно, что оно не пачкало всё вокруг, а моментально впитывалось, не оставляя следов даже на одежде. Последние несколько капель он влил в приоткрытый ротик Эди и уже без всякого пения произнёс фразу на непонятном языке, из которой Вилька уловила только имена собственные: Мельхиор, Эдмон и Виола.

— Ну вот, — устало выдохнул маг, — теперь любой, кто захочет проверить, скажет, что мы семья, а Эди — мой сын.

— Не ври, — раздалось у него из-за спины, — Эдмон — мой ребёнок, а не твой.

Мельхиор с Виолой обернулись. Спавший в начале ритуала сладким сном Ульрих проснулся и теперь сидел, завернувшись в одеяло и смотрел на них тяжёлым, осуждающим взглядом.

Вилька промолчала, в душе желая этому правдолюбцу провалиться, а Мельхиор сказал:

— Никто и не утверждает обратного. Если проверят тебя, то окажется, что Эдмон — твоё дитя. Но если он попадёт в лапы к герцогу Ниблонгу, то вряд ли такое родство пойдёт ему на пользу. Или ты думаешь, что он погладит Эди по головке и сделает наследником графства?

Вроде всё правильно сказал, но Ули не обратил на его слова ни малейшего внимания, а, обратившись к Виоле, продолжал:

— Что ты наделала? Зачем ты согласилась? Зачем позволила превратить себя в придаток человека, которого ты не любишь? Я бы ещё понимал, если бы пошла с ним в храм Доброй матери, но магический брак! Ты что, не знала, что это такое? Он тебе не объяснил? Ведь ты теперь принадлежишь ему с потрохами и это навсегда, обратного пути нет!

Во время этой эмоциональной тирады Виола внимательно смотрела на своего бывшего возлюбленного, а затем спросила: