– Куда летишь, Кощей?

Братья отлепились от темного заплота, подошли к лежащему на животе Ёлкину. Лёшка звучно, на высокой ноте, растянул меха и, когда визг гармони затих, полюбопытствовал:

– Чё енто вы за ентим Одером носитесь?

Терентий, ожидая подлого удара, боязливо повернул шею:

– Дык я-то чё? Я-т ниче… Так, ради кумпанства…

– Ладно, не трожь Кошшея, – благодушно протянул Никишка. – Пушшай… Может, бока этому старому мерину наломают, дык поперек папаниной торговли стоять не будет.

Сообразив, что бить его не собираются, Терентий торопливо вскочил. Суетливо обил снег с дохи и бросился бегом по тропинке, со страхом оглядываясь на братанов Зыковых.

Уже за полночь Пётр Белов, вдоволь наплясавшись и вдосталь, до боли в губах, нацеловавшись с Катькой Коробкиной, возвращался с затянувшейся молодежной вечеринки. Лицо горело, глаза лучились шальной радостью первой хмельной любви. Скинув шапку и подставляя разгоряченную голову морозному ветерку, задувающему с реки, Пётр повторял про себя слова, нашептанные Катькой: «Родимый ты мой, сокол ты мой! Ох и полюбила ж я тебя, ажно сердечко заходится! Мучитель ты мой… Ненаглядный…»

Вдруг в тишине раздался испуганный задыхающийся голос. Пётр остановился, покрутил головой, прислушался. Голос доносился из-за высокого заплота.

– Робяты, робяты! Пустите, Христа ради! Детишки у меня, баба на сносях…

Пётр осторожно подкрался к заплоту. По голосу он опознал Терентия Ёлкина, отцовского приятеля. Другой голос, в котором Пётр узнал язвительные интонации Лёшки Зыкова, прошелестел:

– Нешто мы не знам?!

– Не решайте, робяты, Христом Богом молю! – еще жалобнее заныл Терентий. – Никишка, заступись за старика…

Ухватившись за толстые бревна, Пётр подтянулся на заплот.

– Дык ты, Кощей, все уразумел? Аль нет? – спокойно, но с угрозой, медленно выговаривая каждое слово, спросил старший из братьев Зыковых.

– Уразумел, уразумел, – торопливо простонал Терентий.

– Слышь, Никишка, можа, сичас его пришпилить? – голосом, полным ядовитой ухмылки, проговорил Лёшка. – Не ндравится мне его физия.

– Можа, не надоть, а? – в отчаянии прохрипел Ёлкин. – Понял я всё!

– Отпусти его, Лёха, – протянул Никишка Зыков. – Пушшай живет покеда…

В косых лучах лунного света Пётр разглядел с заплота бледное как полотно лицо Терентия Ёлкина. Распластавшись по стене, Терентий, казалось так и влип в эту стену. Хватая раскрытым ртом воздух, он глупо таращил глаза. Лёшка Зыков сплюнул, убрал прижатые к животу Терентия широкие вилы с четырьмя длинными, слегка выгнутыми железными зубьями, нехотя воткнул их в копну сена, недовольно пробурчал:

– Ну, пушшай так пушшай…

Направляясь вслед за братом к воротам, Никишка глумливо помахал рукой:

– Прощевай, дядь Терентий!

– Прощевайте, робяты, – подобострастно улыбаясь, закивал Ёлкин, пошатываясь на подгибающихся ногах.

Пётр хотел было вмешаться, но, увидев, что участники неясной ему ссоры благополучно расходятся, сам спрыгнул в переулок и зашагал домой.

В избе было темно, холодно. Пётр озадаченно нащупал на притолоке коробок, чиркнул спичкой и огляделся. На полатях, забившись в угол, вздрагивала всем телом Татьяна. Уставившись на ее опухшее до неузнаваемости лицо, Пётр испуганно спросил:

– Чё с тобой?!

Татьяна резко отвернулась и затряслась от рыданий. Пётр подошел ближе:

– Ты чё, сестренка, ты чё?

Не услышав ответа, покачал головой, прикрыл Татьяну полушубком. Не понимая что произошло, он зажег керосинку, затопил печь и, когда в трубе загудело, прикоснулся к сестре:

– Танюх? Ну чё случилось?

– Нет мне теперя жисти, – повернув к нему заплаканное лицо, проговорила она с надрывом. – Обесчестили.

– Кто? Как? – опешил Пётр.

Татьяна зашлась в рыданиях.

– Кто, Танюх, кто?! – повторил Пётр.

– Старик Кунгуров, – наконец отозвалась Татьяна и крикнула, хватая за руку рванувшегося к дверям Петра: – Не ходи!

– Куда собрался? – хмуро спросил вошедший в избу Анисим и с силой толкнул сына на скамью. – Сядь!

Пётр попытался встать, но тяжелая отцовская рука придавила его к скамье. Татьяна кинулась к отцу, но тот мрачно бросил в ее сторону:

– Отойдь! – и с силой хлестнул ее по заплаканной щеке.