В те дни я ждал чуда, и чудо явилось, такое же чудо, как и мальчику-судомойке Юрису. Словно завороженный смотрел я в жаркую пасть печи, я, пастушонок в пекарне, ученик пекаря, смотрел и ждал, когда огонь шепнет мне волшебное слово и оно наконец меня выведет в мир взрослых, свободных людей.

Первый рабочий день показался желанным, как пряник. С благоговением оглядывал я блеклое месиво теста, припорошенные мукой квашни - наша квашня ни густа, ни пуста! Когда хлеб печешь, колобок из поскребышек пастушьим оброком волку отдай - те времена позади!

Квашник, поскребушка? А ну подай-ка мне поскребутку! С этого дня они станут моим рабочим инструментом.

И куда это месилка задевалась?

Рабочие таскали ушаты с крутым кипятком, подливали его в кадки с мукой.

Клубился мучной туман, мучной туман теперь заменит холодный туман пастушьих рассветов. Устье печки дышало жаром, мне казалось, я очутился вблизи солнца, где для счастливых детишек пекутся сладкие пряники. Тайком отведал кусочек теста, сколько пристало его на кончик пальца. Хозяин мимоходом погладил меня по голове, сказал:

– Приглядывайся, парнишка, что тут и как, сегодня дел у тебя никаких. Хорошенько посмотри, как пекут хлебы, как пекут сдобы, калачи, а уж завтра приступишь. Завтра сам станешь пекарем. Ты ведь хочешь стать моим работником?

Стать? Это было новое слово, в деревне все говорили "сделаться", мой хозяин был очень ученый и, уж конечно, умный человек, и я сказал на это:

– Вы такой добрый!

До сих пор стыжусь тех слов, как-то вырвались, а хозяин, усмехнувшись странно, спросил, неужто он и в самом деле такой добрый? Ну а какой он все-таки добрый?

– Вы такой же добрый, как мой папа, - ответил я.

Отец уже несколько дней работал на вагонной фабрике "Феникс", кистью размазывая охру по широким стенам вагонов. Чтобы побольше заработать, он нередко оставался без обеда и в таких случаях приносил обратно взятые с собою бутерброды. Ломти пахли скипидаром, и я удивлялся, как можно есть такой хлеб. Отец у меня был добрый. Работящий, приветливый, однако житейские заботы иногда омрачали его, помню, в те давние дни раз-другой мне досталось от него вожжами, помню алые рубцы на плечах. Ну вот, теперь ты флигель-адъютант, при аксельбантах, смеялись мальчишки.

Я знаю, куча несделанных дел, вечная спешка портили отцовский характер, но об этом в другой раз.

В тот момент хозяин показался мне белым ангелом, слетевшим с облаков, и весь свой первый день в пекарне я провел, точно в сказке.

Пузатые квашни из липы и дуба, для каждого печева своя. Кадушки для теста из муки грубого помола, дежи для опары и чаны для сладкого теста. Корыта для булок. Ушаты, бадейки, бочки из березы, ступы, растирки, глиняные кувшины - да, все это завтра предстоит мне чистить, скоблить, оттирать, кипятком ошпаривать, высушивать.

Еще придется колоть и таскать дрова. Температура в печи должна быть постоянная, свыше ста шестидесяти градусов по Цельсию. Ну да на это много сил не требуется, дрова с умом надо колоть. Еще на мне забота - качать воду в чан и носить ее ведрами на коромысле, но это уж чистый пустяк.

Пока такую обязанность выполняет ворчливый старик, кряхтя, отдуваясь и беспрестанно ругая хозяина.

От старика все шарахаются, только б не слушать его брань. Слова тяжелы и увесисты, и срываются они со стариковских губ, точно валуны с пригорка. И чего неймется хрычу, промеж себя толкуют рабочие, когда брюзги нет поблизости, завтра отправится восвояси на свою родную сторону, ляжет в могилу, отоспится лет за двести, так чего ворчать. Пока старик работал в пекарне, у него в легких шашель завелся, из тех, что хоромы и попрочней, чем такая развалина, стачивает, да, шашель - дело нешуточное, телесный древоточец, погубитель легких, поди разберись, что там у него, да уж чтото не так! И опять все набросились на работу - хозяину случилось пройти мимо, и забегали, задвигались, зашевелились работники, лица мукой перепачканы, глаза раскраснелись от пыли, что-то волокли, несли, поднимали, катили.

На полках румянились буханки свежеиспеченного хлеба, запах стоял удивительный, такой аппетитный, бодрящий.

Сказал отцу, что в пекарне мне нравится, и всю неделю отец пребывал в уверенности, что пристроил сына на хорошую работу.

Хозяин умел незаметно подойти и наблюдать, как я отмываю квашни, корыта, кадушки. Стоило рукам моим утомиться, на миг задержаться, как начинались поучения.

– Когда муку на воде замешивают, часть крахмала под действием ферментов переходит в декстрин и сахар, а при добавке дрожжей сахар разлагается на спирт С2Н5ОН и углекислоту СО2, дрожжевые грибки в тесте размножаются с огромной быстротой и в огромном количестве, и если ты, парень, не будешь столь же быстро шевелить своими ленивыми руками, то не сумеешь вычистить как следует квашню, оставишь дрожжевые грибки на стенках и тем самым погубишь завтрашнее тесто!

После такого поучения следовал удар ребром ладони, изящный удар, больнее, чем хворостина. Вскоре я двигался так же проворно, как остальные рабочие.

Взрослых хозяин бить не смел, а взрослые не смели за меня заступиться, хотя я и ловил на себе их сочувственные взгляды. Надо всеми, точно мучное облако, нависала угроза увольнения.

В субботу в бане отец заметил у меня на спине и плечах синяки, и хозяину пришлось со мной расстаться.

До сих пор отчетливо помню все двадцать три бассейна-отстойника, ибо сразу после неудачного дебюта в пекарне перешел на цементный завод.