Шрифт:
– Ваш паспорт!
– приказал офицер с деланной строгостью.
Молодой господин предъявил паспорт. Документ оказался в полном порядке. Адольф Карлсон, торговец, все подписи на месте, печати настоящие; единственно, чего, не было в паспорте, так это отметки полицейской части, и офицер спросил:
– Не отмечен?
– Не успел, только вчера приехал, - объяснил молодой господин.
Будто невзначай возле них остановился человек средних лет, должно быть, чин полиции, руководивший облавой. Тоже заглянул в паспорт.
– Занимаетесь коммерцией?
– Да.
– Каким товаром торгуете?
– Продаю и покупаю лен.
– Какие цены сейчас на лен?
– О каком льне изволите спрашивать, о светлосеменном или темносеменном?
Чиновник этот в своем кругу считался отменным психологом и обладал почти энциклопедическими познаниями по части быта, хозяйства и деловых отношений. Цены, квартирная плата, всевозможные сделки, проценты займов, жалованья - все это он знал досконально. Чиновник уверял, что достаточно человеку задать два или три контрольных вопроса, чтобы сразу выяснить, с кем имеешь дело.
– О светлосеменном льне хочу знать, - сказал чиновник сыскной полиции.
– Цены на светлосеменной лен держатся в таких пределах, - ответил коммерсант Карлсон.
– Долгунец, или ростун, по сорок девять и пятьдесят рублей за берковец, американский - сорок три и сорок четыре, лен кудряш идет по тридцать шесть, моченцы по двадцать четыре или двадцать пять, а стланцы - по двадцать рублей.
– Что стоит берковец темносеменного льна?
– Сорок четыре, и никак не больше сорока пяти!
Продолжая внимательно слушать, чиновник отыскал глазами среди посетителей агента Спицаусиса, и шпик, перехватив вопрошающий взгляд, едва приметным, но недвусмысленным движением головы ответил "нет".
Теперь уж чиновник поверил, что задержанный и в самом деле благонамеренный торговец, но, будучи педантом, чиновник имел обыкновение проверять все до мельчайших деталей, даже когда дальнейшая проверка представлялась всего-навсего бюрократической формальностью, не больше. Подозвав солдата, что-то шепнул ему на ухо, и солдат проворно выскочил из харчевни.
– Покажите ваши руки, - сказал полицейский.
– Ладонями вверх!
Адольф Карлсон вытянул перед собою спокойные, ничуть не дрожавшие руки, вывернул кверху крепкие ладони с отчетливыми линиями судьбы, очень хорошо на них были прочерчены эти линии, и вообще руки чистые, белые, настоящие руки добропорядочного коммерсанта, однако чиновник лишь мельком взглянул на ладони.
Молниеносной, хорошо отработанной хваткой полицейский распахнул пиджак Карлсона, движение было настолько изящно, стремительно, что пуговицы, выскочив из петель, остались целы. Чиновник отступил на шаг, впившись глазами в лицо Карлсона.
– Помилуйте, - проговорил коммерсант Карлсон, - ничего не понимаю!
Чиновнику полиции было известно, что революционеры под пиджаком за поясом носят маузеры - куда еще спрячешь такую пушку?
– и тонкий нюх ищейки надоумил чиновника применить этот проверенный прием.
Если только Карлсон когда-нибудь носил под пиджаком за поясом маузер, он бы отреагировал иначе. Непроизвольные движения самозащиты были хорошо изучены чиновником.
Но коммерсант в святом недоумении глядел на него вопрошающим взглядом.
– Все в порядке, можете идти!
– вместо извинения произнес чиновник. Вы свободны. Выпустить его!
Коммерсант Адольф Карлсон слегка склонил голову в знак того, что он все понял, спрятал паспорт в бумажник, не спеша повернулся и двинулся к выходу.
И тут в дверях показался посланный ранее солдат, а вслед за ним в харчевню протиснулся другой солдатик, совсем невоенной выправки, с низко съехавшим ремнем и подсумком, с фуражкой, наползавшей на уши, и каким-то затравленным взглядом голубых глаз.
При виде Карлсона странный тот солдатик на миг оцепенел, на лице его проступил неподдельный ужас.
Тут и чиновник заметил их встречу.
Чиновник видел затылок Карлсона, спокойно и неспешно направлявшегося к выходу, видел, как конвоиры расступаются, чтобы дать ему дорогу.
Странный солдат взглянул на полицейского.
"Ну же!" - через все помещение беззвучно кричали глаза полицейского.
Была допущена ошибка, сейчас полицейский получит подтверждение, но странный солдатик, скованный страхом, не мог из себя выдавить ни звука. Однако полицейский чиновник был человек достаточно искушенный, чтобы схватить суть положения.