– Он, кстати неплохой парень, – тихо проговорил я, приблизившись к ней. – Привет, Ки. Я давно его знаю.

Она одарила меня просто убийственным взглядом. Как будто прибила к доске десятидюймовыми скобами.

– И ты туда же? – уже не так мелодично, как вчера, сказала Кина. – Привет. Дэн, теперь у тебя минус одна песня.

– Это как?

– Это штраф за длинный нос! Когда я буду петь, то первую песню ты слушать не должен. Понял? – она сделала смешное злое личико. Дети засмеялись.

– Понял, прости.

Она повернулась к волонтерам и спросила:

– Кто проводит Дэниса до Башни? – поднялись почти все руки. – Бон, ты отведешь нашего коллегу.

Встал хрупкий парнишка азиатского вида. Он быстро подошел ко мне.

– Бон Пок, я из Сеула, – и протянул руку.

– Дэнис Кочетоф, отовсюду, но сейчас из Мюнхена, – сказал я, с улыбкой глядя на маленького корейца, и пожал худую ладошку. После чего я добавил. – Вещь в себе.

Не знаю, что именно меня заставило сказать эти слова, но Кина резко повернулась и стала меня внимательно разглядывать. Я так и держал руку парня в своей. Вдруг почувствовал, что краснею. С детства не испытывал такого ощущения. Как будто меня прилюдно раздели.

– Удачный ход. Штраф отменяется, – снова певуче заговорила Кина и улыбнулась.

– Спасибо, Ки, – я все-таки отпустил руку Бона, и мы пошли за оборудованием. Там я расписался не менее десяти раз, рассовал все предметы по многочисленным карманам и вышел из палатки. Бон показал мне направление, и мы пошли к Башне. Мы шли, а я опять рассуждал, что происходит вокруг меня? Или это внутри меня? Плюс Кина странно отреагировала на не менее странные слова, да так, что я испытал неловкость… Сначала про Дуана шепнул не вовремя, потом это.

Мы дошли до участка. То, что называлось «Башня», было огромной грудой камней. Но действительно просматривалась ее полукруглая форма, и по тому, что эта развалина была выше прочих по уровню, значит, она была намного выше сложена. Отсюда и «Башня». Везде были предусмотрительно натянуты специальные сетки, улавливающие любые отлетающие осколки, вплоть до пыли. Таковы правила раскопок.

Меня ждала группа, назначенная сюда с самого начала. Всего я насчитал двенадцать человек. Три девушки, на взгляд около 25 лет, четверо совсем молодых парней, явно с первых курсов, и пятеро опытных, по виду старше 50, профессионалов. Все одеты в одинаковые комбинезоны. Свой я почему-то не взял на складе и был пока в своей стандартной дорожной одежде. Хорошо, что жилет надел, а то бы набитые техникой брючные карманы мешали двигаться. К моему удивлению, вся группа была мне незнакома, ни с кем из них я ранее не работал вместе. Быстро со всеми поздоровавшись и записав в блокнот имена и даты рождения, я приступил к осмотру верхнего яруса, который надо было снять в первую очередь.

Самый старший по возрасту в группе словенец Сашо выполнял, пока меня не было, функции руководителя. Он передал мне все накопившиеся бумаги и заметки, которые я бегло просмотрел. Мы занялись разметкой. К двум часам дня мы отметили и задокументировали положение пятидесяти четырех камней. Весь порядок, от первого до последнего, позволял снимать ряды наиболее быстро и безопасно.

Как ни странно, современная археология – это, по большому счету, не копание с кисточкой и совочком в земле, хотя и этого хватает, а постоянное фиксирование, зарисовка, фиксация позиции «объекта» и прочие термины, которые позволят при необходимости собрать всё обратно. «А что у нас объекты? Правильно – Всё! Объекты – Всё. Я бы даже сказал, Всё есть Всё, у археологов точно так и есть. Хотя совсем недавно я слышал подобные размышления совсем не об археологии. Так. Надо вернуться к рабочему состоянию», – тут я понял, что снова бормочу себе под нос, а Сашо, оказавшийся рядом внимательно прислушивается. Видимо думает, что я чем-то недоволен. Ну и пусть.

Громко запищала рация: «В 14–40 ваша группа на обеде», – проговорила она с треском и сильным акцентом, как только я нажал клавишу приема. И я услышал, как у всех запищали телефоны. У меня тоже: «14–40 обед» – такая надпись была на экране. Я вспомнил, что питанию в контракте уделено две страницы и решил не удивляться.

Группа из одиннадцати поваров из всех регионов мира, плюс сорок волонтеров, обслуживающих группы в трех специально отведенных для приема пищи палатках, воистину обеспечивали уровень питания уровня выездного симпозиума, как у греков древности, только без обильных возлияний. Хотя один стакан местного красного или белого вина входил в рацион. Бочки стояли во всех обеденных палатках.

Мы вернулись к работе и задокументировали боковые следующего ряда, которые будем вынимать после снятия первого. Все, наверно, играли в компьютерный «маджонг» и имеют представление, как это выглядит. Внутренние ряды и пустоты были для нас пока недоступны.

Вечер наступил резко, как всегда бывает в этих широтах в конце октября. Мы всей группой подняли по пластиковому бокалу вина «за будущие открытия» и около девяти часов разошлись по спальным местам. Моих рыжих соседей еще не было. Наверняка балагурили где-то.

Я лег на свою уютную койку и, достав блокнот, стал рассматривать символы и штрихи, переписанные в самолете. Я пытался найти им хоть какую-то логическую правдивость, но ничего не выходило. Скорее всего, это был сонный бред. За этим занятием я и уснул.

Следующие три дня прошли в постоянных рутинных делах по поднятию, документированию, перевозке, погрузке, новому документированию всех наших фрагментов, которые мы так организованно снимали. Слой за слоем мы двигались вниз, к непознанному. К тому, чего еще никогда не видел, а, может, даже и не слышал о том, что нам может открыться. Несмотря на все перерывы, перекусы и прочие прерывания, сил на раздумья и анализ совсем не оставалось. Я приходил, падал в кровать и закрывал глаза. Открывал их уже утром, чтобы начать такой же насыщенный работой день. Мысли и переживания последних дней спокойно уходили в прошлое.