В свое время это было хорошо для семьи первичной кишки и совсем неплохо для их бактерий. Потому что те как-никак получали свою пищу с бесплатной доставкой на дом и, кроме того, у них имелись жизненное пространство и средства к существованию. Их родственники, которые в первичной кишке стремились забрать все себе, очень скоро наелись досыта, правда, со временем остались без кишечной квартиры и поставщиков питания, так как их хозяин умирал с голоду.

Это был взаимообмен. Бактерии разлагали корм, с которым первичная кишка не могла справиться в одиночку, за это они получали бесплатную еду и кров. Со временем присоединялось все больше бактерий, а также грибы, вирусы и другие одноклеточные. Благодаря совместной работе в их распоряжении имелось достаточно энергии.

Высшие животные на протяжении многих поколений становились больше и сложнее. Пищеварительная полость непрерывно растягивалась в длину до тех пор, пока идея о транспортировке переваренной и непереваренной пищи через один и тот же проход не перестала быть эффективной. Было необходимо второе отверстие. Если посмотреть на безумно ускоренную версию эволюционного развития эмбриона, мы увидим зарождение этого второго отверстия, которое сегодня мы называем ртом.

Переход к так называемой системе трубопровода с двумя проходами стал решающим шагом в развитии нашего пищеварительного тракта. То, что за этим следовало, было лишь детальной доработкой, продлившейся в течение еще нескольких миллионов лет.

Имеющие кишечник животные продолжали увеличиваться и вмещали все больше одноклеточных. В этой фазе они уже начали развивать иммунную систему в качестве контролирующей инстанции, чтобы блокировать доступ чересчур наглым бактериям, когда существовала угроза их распространения.

Чем длиннее растягивалась система, тем больше жизненных пространств она предоставляла для развития бактерий. И они начали взаимодействовать на биохимическом уровне уже не только со своим хозяином, но и со своими микробными соседями.

Множественное число бактерий давало больше возможностей для сообщества организмов, рождающих новые свойства мутаций, а соответственно, большее количество веществ, которые приносили пользу одному из партнеров, и больше питательных компонентов, которые вместе были более полезны, чем в одиночку. И так далее.

Жизнь становилась все более сложной. Чем разнообразнее были бактерии на пути к пищеварению, тем слаженнее должна была действовать иммунная система. Она должна была научиться распределять свои силы, а не просто бороться со всем чужеродным. Во-первых, это принесло бы слишком много вреда, во-вторых, расходовало бы слишком много энергии, и, в-третьих, это также вытеснило бы полезные организмы.

Если посмотреть на такое совместное прошлое людей и микробов, становится ясно, почему у нас так много общего. Человеческие клетки в значительной степени управляются генами, которые есть и у бактерий. Это прежде всего такие наследственные характеристики, выполняющие основополагающие функции, которые на пути от одноклеточных к человеку почти не изменились. Их называют генами «домашнего хозяйства». Многочисленные сходства также делают их интересными для исследователей фундаментальных наук, которые стремятся раскрыть основополагающие генетические или цитобиологические механизмы.

Если взглянуть на совместный жизненный путь, становится ясно, что нас связывают между собой не только гены и метаболические пути. Это можно было бы назвать скорее старой дружбой. Мы знаем друг друга уже – здесь это громкое слово действительно является уместным – целую вечность. Вместе мы пережили плохие и хорошие времена. Мы притирались друг к другу, спорили. Мы не можем друг без друга, ведь мы всегда были вместе.

«Как ужасен и странен десяток восьмой» [7] , – поют Саймон и Гарфанкел в своей песне о двух старых друзьях на скамейке в парке. Как это невероятно странно – состариться вместе. То же могли бы сказать друг другу человек и микробы, если бы вдруг сидели рядом на скамье в парке, вот только они вместе уже около 700 миллионов лет.

Однако, когда сегодня мы называем кишечные бактерии «старыми друзьями», нам не следует основываться на слишком романтическом отношении к ним. Дружба зиждется на взаимности. Тот, кто постоянно помогает кому-либо, не получая ничего взамен, вскоре прекратит такую дружбу.

Наша дружба с нашими бактериями – это пакт, взаимообмен. Нам плохо без них, им плохо без нас, но каждый преследует свои собственные интересы. Каждая в отдельности из множества миллионов бактерий хочет есть и размножаться. Каждый отдельный человек хочет питаться, хорошо усваивать свою пищу и, да, размножаться. В том случае, если он не принимает сознательное решение не делать этого.

Человек предоставляет своим бактериям защиту, стабильно теплое местечко и поставляет питание. Это довольно много. За это он в рамках справедливой взаимности также может кое-что ожидать: помощь в переваривании, выработку веществ, которые он не может получать самостоятельно, ассистирование в борьбе с микроорганизмами извне.

Здесь речь идет не о справедливости в философско-этическом смысле. А скорее в биологическом. В случае если взаимность не соблюдается, одна из двух сторон будет настолько ослаблена, что в конечном счете не сможет более или достаточно благополучно размножаться. Мы по-прежнему находимся в центре эволюционной гонки с нашими бактериями. Какая-либо мутация у человека, вероятно, лишает корма целый ряд штаммов бактерий. Мы в таком случае получаем больше энергии и, казалось бы, извлекаем пользу. Но, умирая с голоду, бактерии больше не производят витамины, необходимые человеку. Очевидный вред для обоих. Что в этом случае происходит в процессе эволюции?