Она хотела говорить с ним и рассказать ему все, что с ней случилось, но он почти сразу заснул, прижавшись к ней всем телом, и она, придя в себя, спохватилась, что ей повезло — не надо рассказывать, даже Наронгу. Зачем? Что она о нем знает? Он хотел подарить ей камень… за несколько тысяч долларов. Откуда эти деньги?

Вдруг ей страшно захотелось поглядеть на звездный сапфир. Еще два часа назад она и подумать о нем не могла.

Она осторожно отвела руки Наронга, он уютно забормотал во сне на непонятном, как будто детском языке, но не проснулся.

Камень лежал на столе, в коробочке, как она его принесла, так и оставила, не раскрывая.

В окно светила луна. Этого света оказалось достаточно, чтобы в камне вспыхнула чудесная звездочка.

Она смотрела на камень, чуть поворачивая его, и звездочка плавала внутри, дрожа лучами.

Темная тень закрыла свет…

Лена вздрогнула. И тут же поняла, что под окном прошел солдат.

Ну и пускай себе ходит.

Громко звенели цикады и ворковали ночные птицы… а может, лягушки.

Лена вернулась в постель. Постель была теплой, но не жаркой, у Наронга была прохладная чистая молодая кожа.

Не просыпаясь, он обнял ее крепче, и его губы стали искать ее рот.

— Глупый, я тебя растерзаю, — прошептала Лена по-русски. — Ты не понимаешь.

Он понимал. Или понял потом.

Когда Лена лежала на спине, раскинув руки, она подумала, что ей должно быть стыдно перед солдатом.

— Извини, — сказала она, — что я кричала. Но мне было так хорошо.

— Это хорошо, — промурлыкал Наронг. И сразу заснул. Теперь он забудет провести меня в Бирму, подумала, засыпая, Лена.

Она проснулась утром от того, что полковник Наронг поднялся и, стараясь не шуметь, одевался. Косые лучи солнца били в окно, пронизывая тонкую занавеску, оглушительно пели птицы.

— Чудесное утро, — сказала Лена, — как ты спал?

Наронг подошел к ней, наклонился, поцеловал в глаза, в щеки — нежно целовал ее, и Лена нежилась, как в теплой воде.

— Мне жаль, что надо уходить.

— Дела?

— Конечно, дела, — сказал он. — Если забудешь о них, тебя съедят.

— Ты обещал мне.

— Я никогда не забываю об обещаниях. Ты ночью встала и смотрела на камень. Он тебе нравится?

— Очень.

— Я рад. Одевайся, иди завтракать, я вернусь через час и тогда скажу тебе…

На веранде уже стоял юный слуга, он принес поднос с завтраком и расставлял на столе приборы.

— Может, позавтракаешь? — семейным голосом сказала Лена.

— Я утром пью только холодную воду, — ответил полковник.

Ночью она даже в мыслях не могла бы назвать Наронга полковником. Какое дело ее губам до чина этого человека? А сейчас назвала.

Белье почти высохло, она переоделась, умылась — все еще было не жарко.

Она вспомнила о смерти Васи — ночью не помнила.

И начали возвращаться черные мысли, и начало овладевать ею чувство долга перед Николаем и Борисом.

Неужели он не обманет ее? Но ведь с его точки зрения глупо потакать причудам и капризам иностранки. Тем более если дело явно связано с наркотиками.

Вместо Сени в саду разгуливал другой, незнакомый солдат. Наронг возвратился точно через час, как обещал.

— Здесь недалеко, — сказал он, — но, к сожалению, плантации находятся под контролем Лю, помнишь его?

— Помню.

— Так что ты посмотришь и сразу обратно. Большего я тебе не обещаю. И попрошу тебя не жечь, не вытаптывать, не заливать напалмом поля крестьян.

— Что ты знаешь?

— Когда-то я читал, — сказал образованный полковник, — что сделать великую скульптуру просто — надо взять камень и отсечь от него все лишнее. Так же и в деле разведчика. Я ведь хороший разведчик. Я собираю всю информацию и выбрасываю лишнюю.

— Расскажи обо мне.

— О тебе мне трудно рассказывать.

Они вышли к машине, солдат сел за руль, полковник рядом с Леной.

— И все же расскажи. А то я сама расскажу.

Снизу от реки поднимался туман, сверху низко ползли облака, так что дорога очутилась между двумя белыми массами. Солнце пропало, и птицы примолкли, хотя из тумана доносились разрозненные голоса и вскрики птиц.

У Лены уже пропало настроение исповедоваться. Она смотрела на профиль полковника и любовалась его строгостью, точностью линий. Мне повезло, думала она, мне так повезло, что этот мужчина любил меня. И, может, любит сейчас.