– Ну, тогда я спокоен. На мгновение мне стало немного не по себе, Софи. Девятнадцать дней – это означает самое большее восемнадцать дней быть помолвленными. Думаю, мы сможем выдержать такой срок, правда? Хотя кто знает? Возможно, он будет короче. Возможно, твои мама и папа будут скучать друг без друга и бросятся в объятия после нашего возвращения из Лондона.

– Думаешь? – с надеждой спросила София. – О, Фрэнсис, ты действительно так думаешь?

– Во всяком случае, я должен рассматривать и такой вариант, если хочу остаться в здравом уме.

«Фрэнсис вполне мог бы занять место в экипаже, а не ехать верхом. Как хорошо, что сегодня тепло», – думала Оливия. Большую часть поездки София сидела у открытого окна, а ее суженый скакал радом, болтая с ней, и дважды, как заметила Оливия, наклонялся, чтобы коснуться лежавшей на бортике руки девушки.

А потом Оливия закрыла глаза, У нее сжималось сердце при виде этой юной любви, она безумно боялась, что эта любовь слишком сильна. Она хотела бы убедить их беречь свою любовь и не поддаваться даже сильнейшему искушению, способному поколебать ее. Она хотела бы предостеречь молодых людей, чтобы те, будучи влюбленными, не возводили друг друга на пьедестал и не считали друг друга идеалом. Хотела бы сказать им, что нужно прощать человеческие слабости…

– Мама спит, – тихо заметила София, – так что незачем продолжать. Большое спасибо, Фрэнсис.

– Мне это совсем нетрудно, Софи, – весело ответил он. – Как тебе удается сохранять кожу такой нежной? – И без всякой видимой причины улыбнулся.

– Ты видел? – София перешла на взволнованный шепот. – Ты видел, что они поцеловались?

– Очень благоприятный знак. Лакей, державший открытой дверцу кареты, едва не проглотил язык. Могу поспорить, Софи, это будет темой дня в лакейской не только сегодня, но и целую неделю.

– Я чуть не упала в обморок от счастья.

– Очень рад, что этого не случилось. Никогда не знал, как обращаться с дамами, падающими в обморок. Следует побрызгать на них водой, похлопать по щекам, с воплями заметаться по дому в поисках нюхательной соли или поцеловать, чтобы привести в чувство? Полагаю, выбор этого последнего средства, конечно, сильно зависит от того, кто эта дама. На тебе, Софи, я мог бы испытать этот способ.

– Если бы я не боялась разбудить ее, я отреагировала бы иначе, – после минутного молчания отозвалась София, а лорд Фрэнсис фыркнул.

«Итак, все удалось, – размышляла Оливия. – Терраса была пуста, за исключением нескольких слуг, и кроме меня, Маркуса и Софии с Фрэнсисом других свидетелей не было. София довольна и не догадывается, что все было разыграно ради нее. Но я отреагировала, как девчонка», – с долей отвращения к себе призналась Оливия, прячась за опущенными веками, чтобы еще раз пережить его короткий поцелуй.

– Не забудь купить наряды и для себя, Оливия, – напомнил граф, обняв ее за плечи после того, как поцеловал на прощание дочь. – И не позволяй Софии довести тебя до безумия. – Он с улыбкой подмигнул девушке. – Жду вас через неделю.

А затем он наклонил голову и, не разжимая губ, поцеловал ее холодным поцелуем, не слишком долгим и не слишком коротким – поцелуем, приготовленным заранее ради Софии, поцелуем, которого можно ожидать от отца или брата, а не тем, о котором может мечтать и который снова и снова будет мысленно переживать изголодавшаяся по любви женщина.

А Оливия изголодалась по любви.

Ночами она лежала без сна, бесконечное число раз воскрешая в памяти каждое мгновение их занятия любовью в потайном саду, хотя этими словами едва ли можно было описать то, что произошло тогда. Маркус всего на несколько недель был оторван от городских развлечений и объятий леди Монингтон, она же прожила без мужчины четырнадцать лет. Они не занимались любовью, просто удовлетворяли ненасытный голод и утоляли иссушающую жажду – и только. И тем не менее каждую ночь Оливия предавалась воспоминаниям о неуправляемой страсти, которую когда-то принимала за любовь. Она чувствовала, как ее тело оживало при воспоминании об умелых мужских ласках, и ощущала тошноту при воспоминании об очевидном опыте Маркуса.

Накануне вечером, после того как она закончила переодеваться, он постучал из своей туалетной комнаты и, не дожидаясь ответа, открыл дверь и вошел к ней. Оливию бросило в жар при мысли, что она могла быть не одета или принимать ванну. Хотя, несомненно, он просто смерил бы ее холодным взглядом и заметил, что она все же его жена.

– Тебе еще нужна сейчас твоя горничная? – спросил граф.

– Можешь идти, Матильда, спасибо, – поблагодарила Оливия, и девушка тотчас вышла из комнаты.

Оливия и Маркус почти не разговаривали друг с другом после той бурной перепалки посреди танцевальной площадки. Ссора была чем-то новым в их отношениях, прежде они никогда не ссорились, и Оливия не представляла, как себя вести.

– София расстроена, – отрывисто сообщил граф. Он стоял, слегка расставив ноги и заложив за спину сцепленные руки, и, казалось, заполнял своим существом всю туалетную комнату. – Девочка заглянула за фасад нашей любезности и поняла, что все делается ради гостей. И она обратила внимание, что даже взаимная любезность исчезла после бала. Сегодня днем, когда мы разговаривали, она была готова расплакаться.

– Возможно, София должна взглянуть правде в глаза. – После непродолжительного молчания Оливия, сидевшая на табурете перед зеркалом, обернулась, держа в руке щетку для волос. – Маркус, быть может, больше не стоит оберегать ее.