– Да.

Горничная ушла, доктор и миссис Оливер тихо разговаривали в противоположном углу комнаты, и граф решил, что они, вероятно, готовят какой-то тайный план, чтобы отделаться от него. Оливия снова села, выпрямившись, наклонив голову и закрыв глаза.

– Ливи, знай, я приехал из-за тебя, не из-за ребенка. Ребенок был зачат в любви. Во всяком случае, с моей стороны. Я люблю тебя. Любил всегда и всегда буду любить. В отношении моих чувств к тебе все осталось по-прежнему.

Подняв голову, Оливия сделала глубокий вдох и опять прижалась к нему, а он прочно поддерживал жену, пока та боролась с болью. Но когда боль отпустила, она осталась в том же положении.

– Я никогда не был таким любителем женщин, каким ты, по-видимому, считаешь меня. После того, как ты совершенно ясно дала понять, что примирение между нами невозможно, в течение года у меня была женщина, а с тех пор лишь несколько коротких связей. И шесть лет у меня была Мэри. Ливи, она мой друг, как Кларенс – твой. Но тем не менее я порвал с ней отношения сразу же после свадьбы Софии. Я понял, что рядом не может быть ни одной женщины, кроме тебя, даже если ты никогда не примешь меня обратно.

– Не нужно так говорить, Марк.

– Нет, нужно. Я знаю, ты невысокого мнения обо мне, Ливи. Но пока София взрослела, ты должна была утешать себя тем, что мое падение с пьедестала произошло через насколько лет после ее зачатия и рождения. Я считаю, тебе следует знать – этот ребенок тоже не плод полной деградации!

– Марк, – начала она, но, сделав резкий вдох, снова прижала голову к его плечу. – Ох, – выдохнула Оливия, когда боль наконец прошла. – Больно. Больно, Марк.

– О, Господи, если бы я мог сделать это вместо тебя.

Она тихо засмеялась.

– Ливи, я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты знала это, ради ребенка. Я всегда любил тебя и был верен тебе с момента его зачатия. Твой отъезд прошлым летом разбил мне сердце, с тех пор я все время мечтал о тебе. Я хочу, чтобы ты это знала, ради ребенка. Говорю это не для того, чтобы огорчить тебя…

– Огорчить… Здесь так жарко. Открой окно, Марк.

– Они все открыты. Принесите холодную простыню, миссис Оливер, – повысив голос, попросил граф. – Графине очень жарко.

Роды затянулись. С наступлением темноты доктор ушел в другую комнату, чтобы немного поспать, после полуночи горничная сменила на дежурстве миссис Оливер, а граф так и не уходил. Если он отходил от кровати сменить влажную простыню или сделать глоток воды, Оливия в панике звала его. Когда на нее накатывалась очередная волна боли, ей необходимо было чувствовать за спиной сильное и теплое тело мужа.

Рассвет наступил еще до того, как Оливия наконец почувствовала настоятельное желание вытолкнуть на свет ребенка, и горничная побежала будить доктора.

– Возьми мою силу, Ливи, – шептал Марк у ее горячего виска во время все более коротких интервалов между схватками. – Я готов отдать тебе всю ее, дорогая.

– Марк! Марк! А-а-ах!

Во время первых родов он держал ее за плечи, и время тянулось неимоверно долго. Потом по выражению ее лица он понял, как тяжело ей пришлось. Но он не имел представления о том, какие страдания претерпевает женщина, чтобы принести в мир новую жизнь. Он умер бы ради нее, если бы этим мог избавить ее от схваток. Но он не мог сделать ничего, оставалось только поддерживать жену, ополаскивать ей лицо в перерыве между схватками и вспоминать удовольствие, которое он получил, когда заронил в ее лоно свое семя.

Придя в спальню, доктор наконец уговорил Оливию лечь и приготовиться к родам, но ей это далось нелегко. И Марк с ужасом увидел, что после многочасовой изматывающей боли она тратит на простые движения больше сил, чем он когда-либо затрачивал в течение целого дня тяжелой работы.

«Боже мой, Боже мой!» – думал он, помогая миссис Оливер, наверное, в десятый раз поднять с постели плечи Оливии, когда его жена из последних сил тужилась, чтобы освободиться от бремени. И экономка, и доктор давно отказались от попыток заставить его уйти, как полагалось бы приличному мужу. Но граф решил, что он достаточно долго не был приличным мужем и теперь не имеет смысла меняться.

Наконец, дважды или трижды со свистом выдохнув, прежде чем снова вдохнуть, она вытолкнула новорожденного, и граф с удивлением и благоговением увидел, что у него родился сын.

– У нас сын, Ливи. Сын. – Опуская жену на подушки, Маркус рыдал, но его не заботило, что кто-то мог это видеть.

Ребенок заплакал, а миссис Оливер простыней обтерла тельце от полосок крови и приложила младенца к материнской груди.

– Ох. – Оливия коснулась ребенка, провела рукой по головке, дотронулась кончиками пальцев до его щечки. – О, Марк, посмотри на него. Посмотри, Марк.