— Так что с вашим отцом?

— Не знаю, он добровольцем ушёл в армию ещё в самом начале лета. После этого я ничего не знаю о нём.

— А мама?

— Мама давно умерла.

— Извините Соня. Для вас отец был, вероятно, больше чем отец, если он воспитывал вас один.

— Нет, Степан скорее наоборот. Он совсем не уделял мне внимания. Бесконечно таскался по разным женщинам. Иногда, даже не понимаю, почему я любила его, и до сих пор думаю со страхом, что лежит он давным-давно закопанный в чужую землю, и единственная дочь понятия не имеет, где это место, и как погиб он.

— Вы очень набожны Соня.

— Наверное Степан. Просто не знаю, как определяется степень этой набожности. Только думаю, что всё происходящие есть наказание за наши грехи.

— Нет, Соня. Хоть я и очарован вами, говорю со спертым в груди воздухом — насколько вы мне нравитесь.

Степан замолчал после этого слова. Соня покраснела, повернула голову в сторону, стараясь что-то важное рассмотреть в обычной траве.

— Просто у тунеядцев нашлись хорошие учителя, а наши общие грехи не имеет к этому никакого отношения. Вы видели и слышали, как встретил батюшку Павла один из моих бывших подчинённых.

— Я знаю этого мужчину. Хотя он меня не узнал. Обычный он — каких много.

— От чего, тогда у него такая ненависть к священнику.

— Понимаете Степан, батюшка Павел нажил себе очень много врагов за последний год. Он активно сотрудничал с чехами, с контрразведкой.

— Вы Соня знаете даже такие слова, как контрразведка.

— Пришлось узнать, как и всём остальным.

— Так что батюшка Павел?

— В общем, много народу он обрёк насмерть. Сопровождал свои открытые действия именем божьим. Думаю я, что не совсем правильно делал он это.

— Он Соня свой долг выполнял, и если кому-то это не нравилось, то это ничего не может изменить. Нет другого пути. Понимаете если, эти, как бы сказать, человеческие очистки почувствовали свободу, то только кровью и железом можно возвернуть их к своему первоначальному состоянию. К тому состоянию, что и было им определенно самим господом богом, от времён создания мира. Так что батюшка Павел был абсолютно прав, когда говорил и делал это с именем бога на устах. Бог вкладывал в слова батюшки Павла забытую скотом истину.

— Вы действительно так думаете Степан? Как бы не был силен антихрист, но и он не может в одночасье выкинуть из души народа тысячу лет православия, в котором все они родились, выросли. Другое здесь что-то есть.

— Может вы и правы Соня. Я человек военный и мне разобраться не всегда легко — произнёс Степан, но внутри он чувствовал совсем другой ответ, но портить разговор, вызвать неудовольствие Сони он не хотел, и сейчас смолчал бы на любую тему лишь бы уступить Соне.

— Вы женаты? — неожиданно спросила Соня.

— Был женат. Скажу честно, чтобы не было у меня от вас никаких тайн. Жена ушла от меня ещё до войны. Дочка с ней осталась.

— Вы поругались? — слегка наивно спросила Соня.

— Не совсем Соня, всё гораздо сложнее. Она встретила другого мужчину, который на ее взгляд оказался интереснее меня.

Степан старался выглядеть как можно простодушнее. Соня молчала, смотрела на набегавшие в сторону города тучи. Ветер усилился, становилось прохладно. Совсем недалеко было до того момента, когда составит им компанию неотвратимо приближающийся вечер, за ним пожалует ночь, а значит нужно идти, чтобы как можно дальше оказаться, от чужого сейчас для них города.

— Нужно идти. Скоро темнеть начнёт — произнесла Соня.

Степан не сразу отреагировал на её слова. Между ними ещё какое-то время сохранялось молчание. О чем-то своём говорил рядом с ними уже почти ночной ветер, а Соня видела, что Степан подбирает нужные слова, только дается это ему нелегко.

— Соня может вам лучше вернуться домой. Вряд ли кому-то из них придет в голову расправиться с вами, за то, что вы были в сестрах милосердия.

Соня не ожидала такого предложения. Она если честно ни разу за это время и, за то время, что гремело боями в городе, не задумывалась о возможности столь простого варианта. Конечно, приближающаяся ночь подталкивала её к мысли о надежности крова над головой. Только присутствие рядом Степана, было куда значимей для неё, и надежный кров необходим им обоим. К тому же глаза Степана сообщали ей, что она не ошиблась.

— «Не уходите Соня. Останьтесь со мной. Пусть немного страшно, но я сумею защитить вас. Даже если, для этого мне придется заплатить собственной жизнью».

Соня, верно, читала сокровенные мысли Степана. Самое страшное для него сейчас было уже не в разгроме полка и даже не в позорном бегстве, а в том, что она примет всерьёз его недальновидные слова, посмотрит на него кротким прелестным взглядом, поднявшись на ноги. Сделает коротенькую паузу, ещё раз посмотрит и произнесёт самые страшные слова, что страшнее любого приговора: — «Вы правы Степан. Я, пожалуй, вернусь домой. Куда мне бежать от всего, что было моей жизнью. Ненужно не провожайте меня. Это — очень опасно для вас, так, что прощайте Степан’’.