Шрифт:
— Простите, что преподнесла вам такой сюрприз, но она только сегодня утром прибыла из Квебека. По просьбе Виктора, мы разослали уведомление во все отделения FUC, попросив их проверить, не совпадает ли описание Рене с описанием кого-то из пропавших детей.
— Рене? Кто такая Рене? — спросила женщина. — My b'eb'e зовут Моник. Моник Ренард из Монреальской семьи красных лисиц.
— Мы дали ей имя, когда спасли, потому что она не могла вспомнить свое, — ответила Хлоя, пока Рене переваривала новость.
«Моя мать. Моник». Ошеломляющие откровения крутились у нее в голове, и Рене не знала, что сказать или сделать. Она не нашла помощи у своего крокодила. Виктор стоял неподвижно, как статуя, не говоря ни слова. Она обняла его, но он даже ее не утешил.
— Я хочу наконец поблагодарить агентов FUC за спасение своей дочери. — Судя по акценту на слове «наконец», Луиза Ренард не намеревалась терять время. — А теперь, с вашего позволения, нам с дочерью нужно многое обсудить. Я закажу нам билеты домой как можно скорее.
Виктор, наконец, заговорил.
— Она все еще в опасности. Вдохновитель там и, возможно, ищет способ вернуть ее.
— Тогда, возможно, вам следует заняться своей работой и уже начать ловить преступника, вместо того чтобы соблазнять мою дочь.
Глаза Рене расширились, когда ее мать догадалась — правильно — об их отношениях.
— Ре… Моник мне очень дорога, — заявил Виктор, хотя в его монотонном голосе не было ни эмоции.
— Так дорога, что ее едва не поймали? Я слышала, это она спасла вас обоих. Мне кажется, возможно, она не тот, кого нужно защищать. Нет?
Рене не понравился намек, и она вышла из-за спины Виктора, готовая защищать его.
— Виктор сделал все, что мог, но мы попали в засаду.
— «Все, что мог» — это не когда вас чуть не схватили.
Глубоко вздохнув, Рене сказала себе, что не станет больше прятаться от женщины, которая говорила так резко, но будет стоять на своем, защищая своего крокодила.
— Но все же кончилось хорошо. Я не хочу говорить о Викторе плохо. Он всегда был добр ко мне.
К ужасу Рене — «или мне следует называть себя Моник?» — ее мать разрыдалась.
— О, mon dieu! (прим. пер. — «о мой бог», франц.) Я так долго ждала, чтобы найти тебя, только чтобы ты встала на сторону этой… этой ящерицы. Да наши предки переворачиваются в гробу!
Ее мать взвыла, и Рене-Моник в ужасе разинула рот. Что же ей делать? Почему-то первое побуждение — бежать — казалось неуместным.
— Думаю, мне лучше уйти, — тихо сказал Виктор.
Запаниковав, Рене — потому что имя Моник казалось ей неправильным — повернулась, чтобы схватить его за рубашку.
— Нет. Не уходи. Пожалуйста. Ты нужен мне.
С отсутствующим взглядом он откинул прядь волос с ее лица.
— Твоя мать скучала по тебе. Она твоя семья. Идти. Побудь с ней немного. Я буду рядом, если понадоблюсь.
Когда он хотел уйти — даже не поцеловав ее, — Рене обняла его и прижалась губами к его губам. Сначала он напрягся, но потом его губы под его напором смягчились. Он отстранился и прижался лбом к ее лбу, шепча:
— Все будет хорошо.
А потом Виктор ушел, и в ее сердце поселилась боль.
Почему это было похоже на прощание?
***
Виктору хотелось что-нибудь сломать. Хотелось схватить Рене и убежать. Хотелось… получить невозможное.
Осознав, что у Рене была семья, были корни, была жизнь, которая оказалась забыта, но все равно вернулась к ней, он понял, насколько глупой была его мечта.
«Я должен был знать. Холоднокровная рептилия и лисичка не могут быть вместе».
Их разделял не только возраст, но и происхождение. Она принадлежала своей семье и другим таким же, как она. Некоторые виды могут быть вместе, но холоднокровные и теплокровные — нет. Он не сможет дать Рене то, чего она заслуживает — детей, собственную семью.
Хотя сейчас она могла и быть против его решения, он сделал это для ее же блага, и со временем она примет это. Не важно, как это сокрушило его наконец бьющееся сердце.
Самый большой вопрос был в том, как поставить точку. Поступить честно и сказать ей, что все кончено? Или исчезнуть в болоте, и ждать, пока она не уедет и не забудет о нем?
Разум говорил, что он должен выбрать честность. Но боль в сердце победила. Виктор не мог сказать ей, чтобы она уходила. Не мог сказать ей, чтобы она забыла о нем.