Грейвис снова и снова звал жену, умоляя ее отозваться.

Петтибва не слышала призывы мужа. Все ее внимание было обращено внутрь. Она находилась в длинном туннеле, и далеко впереди, возле ярко освещенного выхода, увидела Греди, протягивающего к ней руки.

— Я вижу его! — воскликнула Петтибва. — Это он, Греди, мой мальчик.

— Петтибва, ты слышишь меня? — продолжал звать Грейвис.

— Он указывает мне путь! — снова воскликнула Петтибва, и в голосе ее появилась давно утраченная сила.

У Грейвиса от отчаяния и ужаса округлились глаза. Петтибва умирает! Она с радостью покидает его и весь этот жестокий и отвратительный мир!

Грейвису инстинктивно захотелось крикнуть и попытаться вернуть ее назад. С уст уже были готовы сорваться мольбы не покидать его.

Но он вовремя спохватился и погасил в себе своекорыстные желания. Петтибва готова уйти; значит, она должна уйти. В своей следующей жизни она обязательно попадет в лучшее место, чем этот мир.

— Иди к нему, Петтибва, — дрожащим голосом крикнул Грейвис, и слезы покатились по его впалым щекам. — Иди к Греди, обними нашего мальчика и скажи, что я его тоже очень люблю.

Грейвис замолчал, и ему показалось, что вместе с ним смолкло все вокруг. Воцарилась такая тишина, что за стеной ясно слышалось ровное дыхание Петтибвы.

— Греди, — несколько раз повторила она, глубоко вздохнула и…

Тишина.

Искалеченное тело старого Грейвиса тряслось от рыданий. Потом он со всей силой стал дергать цепь, пока не вывихнул себе запястье. Жгучая боль заставила его привалиться к стене. Он кое-как поднес к лицу руку, чтобы вытереть слезы. И вдруг он резко встал. Грейвис даже не подозревал, что у него еще осталось столько сил. И сейчас он найдет им достойное применение.

Он сосредоточился и для большего мужества вызвал перед мысленным взором образ мертвой Петтибвы. Потом он до предела натянул цепь с наручником, сковывавшим его вывихнутую руку. Не обращая внимания на боль, Грейвис продолжал тянуть. Металл наручника врезался в кисть, содрал кожу. Еще сильнее, еще. Он даже не слышал, как хрустнула кость. Словно дикий зверь, он с остервенением отрывал кисть собственной руки.

Через несколько минут жесточайшей боли кисть больше не являлась одним целым с его рукой. Напряжение спало, и у Грейвиса подкосились ноги.

— Не раскисать! — приказал он себе.

Грейвис вновь выпрямился и повернулся, чтобы ухватить болтавшуюся цепь. Протянув другую руку, он подпрыгнул и перебросил окровавленную цепь через голову. Цепь тяжело легла вокруг его шеи.

Стоя на цыпочках, он пока еще мог дышать. Вскоре ослабевшие ноги потянули обмякшее тело вниз, и цепь сдавила Грейвису горло.

Больше всего ему сейчас хотелось найти тот туннель и увидеть ожидавших его Петтибву и Греди.

— Я же говорил тебе, что он — злодей! — рявкнул брату Фрэнсису Маркворт, когда они оказались возле висевшего Грейвиса. — Но даже я недооценивал глубину его коварства. Лишить себя жизни! Какая трусость!

Брату Фрэнсису хотелось безоговорочно согласиться со стариком, но что-то в его совести саднило и не позволяло принять столь простое объяснение. Только что в соседней камере они обнаружили мертвую Петтибву, которая явно не накладывала на себя руки. Фрэнсису оставалось лишь предположить, что Грейвис узнал о смерти жены, это явилось последней каплей для истерзанного старика и он, лишившись рассудка, повесился.

— Это не имеет значения, — поспешно произнес Маркворт.

Увиденное все же несколько потрясло его. Впрочем, разве они с Фрэнсисом не обсуждали подобную возможность?

— Как я и говорил тебе наверху: им было больше нечего сообщить нам.

— Откуда у вас такая уверенность? — осмелился спросить молодой монах.

— Потому что они — слабые людишки, — рассерженно ответил отец-настоятель.

Он указал рукой на безжизненное тело Грейвиса.

— Вот тебе доказательство. Слабость. Если бы у них были какие-нибудь действительно важные сведения, мы давно бы вытрясли из них все до последнего слова.

— Теперь семья этой Пони мертва, — с тяжелым чувством заключил Фрэнсис.

— Пока она об этом не знает, нам сгодятся и их трупы, — язвительно сказал Маркворт. — Об их смерти — никому ни слова.

— Никому? — удивленно переспросил Фрэнсис. — Значит, мне опять хоронить их одному, как тогда я хоронил Греди?

— Потому и хоронил, что сам его угробил, — огрызнулся Маркворт.

Брат Фрэнсис поперхнулся и так и не нашел ответных слов.

— Оставишь их здесь, — пояснил отец-настоятель, решив, что достаточно помучил своего подопечного. — Что здесь, что в земле — черви все равно их съедят.