— Монах, который прыгнул с плато на вершине горы Аида… — произнес король, покачивая головой. — Знаешь, он рухнул прямо рядом со мной. Я видел его лицо, пока он летел вниз, за секунды до того, как он разбился о камни.

— Мне очень жаль, мой король, — ответила Констанция.

— Жаль? Этот человек не был испуган. Он улыбался! Улыбался, хотя и понимал, что через несколько мгновений умрет. Я никогда не понимал монахов церкви Абеля, Констанция. Таких фанатичных, что им неведом даже страх смерти.

— Их можно понять, — пробормотала Констанция.

Внезапно на сердце у нее стало тяжело. Совершенно очевидно, что отец-настоятель берет над ними верх по всем направлениям. Маркворт, восставший из могилы. Старик, у которого хватило сил совершить путешествие в Барбакан, чтобы захватить самых опасных преступников в мире. Маркворт! Герой в глазах простого народа. По сравнению с ним позиция короля в Палмарисе выглядела несравненно слабее, и этого не могли изменить никакие Непобедимые.

В комнату ворвался разъяренный Калас.

— Кентавр не преступник! — воскликнул он.

— Ты разговаривал с этим созданием? — спросил Дануб.

— Его зовут Смотритель, — сказал Калас. — Нет, монахи не позволили мне поговорить ни с кем из пленников аббатства.

Король Дануб стукнул кулаком по ручке кресла. Он послал Каласа в аббатство именно с целью побеседовать с узниками, рассчитывая, что их признания будут способствовать расследованию в отношении Шамуса и его солдат. Он даже вручил герцогу личное предписание с королевской печатью!

Но для Маркворта это, по-видимому, ничего не значило.

— Я встретил аббата Джеховита на пути из аббатства в Чейзвинд Мэнор, — продолжал Калас.

— Джеховит! — сердито сказал король.

— И он тоже отказался говорить со мной! — возмущенно воскликнул Калас. — Смотрел на меня, как на пустое место! Тогда я заявил, что вырву ему язык, если он не пожелает разговаривать со мной по доброй воле. Меня сопровождали десять Непобедимых, а его лишь два монаха.

— Вы угрожали настоятелю Сент-Хонса? — удивленно, хотя и не слишком огорченно спросила Констанция.

— Я готов был убить его, — ответил герцог Калас, — прямо там, на улице, и пусть отец-настоятель Маркворт объявил бы меня преступником и попытался вздернуть!

— Но ты не сделал этого, — заметил король.

— Потому что он в конце концов соизволил разговориться, — ответил Калас. — Он и сопровождающие его монахи. Оказывается, один из них принимал участие в первом походе на гору Аида, когда Маркворт захватил Смотрителя, в цепях протащил его по всему Палмарису и бросил в темницу Санта-Мер-Абель.

— А Полуночник и Пони освободили его, — вставила Констанция.

Калас кивнул.

— За это их и объявили преступниками. Но что именно противозаконное совершил кентавр, мне выяснить так и не удалось; если не считать того, что он воспользовался помощью друзей и сбежал. В тот раз Смотритель отправился на гору Аида вместе с Полуночником, Пони и еще несколькими людьми, среди которых был Эвелин Десбрис, которого позже Коллегия аббатов объявила еретиком.

— Выходит, им вменяется в вину связь с еретиком, — рассудил Дануб.

— По словам кентавра, они пошли туда, чтобы уничтожить демона дактиля, со всей армией напавшего на Хонсе-Бир, — продолжал Калас. — И теперь даже церковь признает, что с демоном дактилем покончено!

— Они спасли страну, но остались преступниками в глазах церкви, — покачала головой Констанция.

— Надо что-то делать! Но что? — спросил герцог Калас.

Король Дануб задумался, уставившись отсутствующим взглядом в пространство. Призыв Каласа к действию был ему понятен. Более того, его самого так и тянуло открыто заявить, что церковь заблуждается, и потребовать освобождения всех пленников. Но он лучше, чем кто-либо другой, понимал истинную природу нынешней ситуации. Тайный разговор с госпожой Дасслеронд лишь убедил его в том, что он прав, а еще больше этому способствовали воспоминания о призраке Маркворта. Он, конечно, мог побороться с ними если не в военном смысле, то по крайней мере словесно. Но было совершенно очевидно, что стоит ему нанести сколько-нибудь ощутимый удар — и реакция Маркворта окажется сильнее во сто крат.

— Я только что сказал Констанции, что нам следует притормозить расследование по делу Шамуса и остальных до тех пор, пока церковь не закончит дознание и не вынесет приговор, — заговорил наконец Дануб. — И мы проявим милосердие к пленникам. Может быть, даже найдем способ полностью снять обвинение с некоторых из них. На этом фоне действия церкви будут выглядеть более зловеще.

— А что с Полуночником, Пони и Смотрителем? — спросил Калас. — И с плененными монахами?

— Монахи нас не касаются, — тут же ответил король. — Если Маркворт решит казнить их — а я не сомневаюсь, что так и будет, — пусть его судит народ.