Шрифт:
Сопереживание этих событий приводит к тому, что Мангейм определяет как «усвоение формообразующих принципов интерпретации новых впечатлений и событий, отвечающих предустановленному группой шаблону» [Мангейм, 2000, с. 40]. Заметим попутно, что по сути это близко понятию «габитуса» П. Бурдье [1998].
С определенными упрощениями исходная теоретическая схема, построенная на подходе Мангейма, может быть представлена в следующем виде. Поколение, принадлежащее к одной возрастной группе, в один и тот же исторический период переживает аналогичные значимые события. Эти события формируют важную часть условий взросления и социализации данного поколения, отпечатываясь в его исторической памяти. В свою очередь, эти условия конституируют специфические способы восприятия и практики поведения, которые отличают данное поколение от предшественников и последователей.
Следует оговориться, что данная схема, при всей кажущейся простоте, порождает немало сложных вопросов. Во-первых, возникает вопрос о том, какие события следует считать значимыми. Как минимум такое событие должно быть общеизвестным, а кроме того, еще и восприниматься как значимое критической массой представителей данного поколения. Например, полет в космос Юрия Гагарина 12 апреля 1961 г. был общеизвестным и общезначимым событием. А демонстрация советских диссидентов на Красной площади с протестом против введения войск в Чехословакию 25 августа 1968 г., при всей исторической важности, к таким событиям относиться не может.
Во-вторых, не вполне ясно, как определять длину поколения, которое пережило некие значимые события. Тот же полет Гагарина в космос является значимым историческим моментом, но его фиксация не помогает нам в определении границ поколения, для которое это событие стало формативным. Это означает, что речь должна идти не просто о фильтрации отдельных событий. Следует выделять некоторую совокупность связанных событий, а по сути, определенный период, в который эти события произошли и который можно операциональным образом отделить от других периодов.
В-третьих, если поколение как крупная возрастная когорта стало свидетелем определенных значимых событий, означает ли это сходные условия взросления для всего этого поколения, которое с неизбежностью неоднородно по множеству социальных параметров? Ведь в нем есть группы материально обеспеченных и бедных, высокообразованных и необразованных, принадлежащих к титульным этносам и этническим меньшинствам, живущих в крупных городах и отдаленных селах. И кроме общезначимых событий, на условия их взросления влияли также другие, множественные и весьма разнородные факторы, влияние которых не так уж просто оценить. Это ставит и более общий вопрос о том, в какой степени, с точки зрения излагаемой теоретической схемы, мы вообще можем говорить о единых поколениях. В книге данный вопрос будет рассмотрен эмпирически на примере сравнительного анализа городских и сельских миллениалов.
Наконец, в-четвертых, даже если предположить, что условия взросления того или иного поколения были сходными, в какой мере из этого следует сходство восприятий, а вслед за этим – сходство поведенческих практик? Ясно, что подобный вопрос должен проверяться эмпирически, но и на уровне теоретических объяснений он не столь очевиден. По крайней мере указанные связи не могут быть однозначными и жесткими.
Одним словом, как и любая другая теоретическая схема достаточно общего характера, социологическая концепция поколений содержит немало условностей, о которых мы вынуждены помнить при формулировании любого рода выводов.
Как выделять поколения
Сделав необходимые уточнения и оговорки, перейдем к вопросу о том, как развивалась теория поколения после К. Мангейма. На предложенной им концептуальной основе сформировалась теория поколенческих когорт (Generational Cohort Theory), начало которой, как считается, было положено Норманом Райдером [Ryder, 1965]. Затем Рональд Инглхарт разделил послевоенные поколения на материалистически и постматериалистически ориентированные [Inglehart, 1977]. На рубеже 1990-х годов появились более дробные деления поколений, каждое из которых охватывало период 15–20 лет и которые с тех пор используются как базовый инструмент (среди наиболее известных см.: [Strauss, Howe, 1991; Becker, 1992]). Было выделено и особо интересующее нас в данной работе поколение миллениалов [Howe, Strauss, 2000]. В России социологический подход к анализу поколений также нашел себе применение в ряде интересных работ [Савельева, Полетаев, 1997; Семенова, 2003; 2009; Глотов, 2004; Левада, Шанин, 2005], наряду с множеством исследований на пересечении демографии и социологии [Урланис, 1968; Вишневский, 2006].
Если мы хотим проследить социальные изменения, то исследовать представителей отдельных поколений (например, опрашивать подростков или студентов, как это часто делается в проектах о молодежи), на наш взгляд, не слишком продуктивно. Целесообразно сравнивать их с предшествующими поколениями в текущий момент, а лучше – помещая предшественников в ту же фазу жизненного цикла в некотором прошлом. Для проведения таких сравнений и анализа межпоколенческой динамики необходимо прочертить осознанные границы между поколениями. Для этого нужно решить два исходных вопроса: выбрать способ разграничения поколений и привязать их к значимым социальным событиям или процессам.
В отношении первого вопроса мы солидарны с позицией, что разграничивать поколения нужно не по годам рождения и ровными когортами с пятилетним или десятилетним шагом, как это принято в демографии [Вишневский, 2006], а по периодам, когда представители того или иного поколения вступают во взрослую жизнь. Именно условия, в которых происходил процесс взросления, и определяют характер того или иного поколения.
При всех вариациях в литературе формативные годы для каждого поколения, как правило, определяются возрастным интервалом от 17 до 25 лет [11] . Это так называемые наиболее «впечатлительные годы» (impressionable years), когда люди более всего восприимчивы к социальным изменениям. Опыт, накопленный в процессе социализации именно в этот период, оказывает фундаментальное формирующее влияние на всю оставшуюся жизнь, в течение которой люди становятся все менее и менее восприимчивыми к изменениям.
11
Мангейм, например, указывал, что именно в этот период (начиная с 17 лет) у человека появляется «возможность действительно озадачиваться, раздумывать», начинать экспериментировать со своей жизнью [Мангейм, 2000, с. 34].