Шрифт:
– Жива!!! Жилка бьется! Дышит!!!
Такого облегченного вздоха эта комната давно не слышала. Живая, остальное поправим.
***
– Надо послать гонца к маркизу Торнейскому, - совет держали пятеро человек. Граф и графиня Ардонские, Аманда, Дорак, Ровена. Ровена и высказалась первой, наплевав на все чины. И то сказать, если она невесткой герцога была, выше это или ниже графа? Уж всяко не грязь под ногами.
– Жених, - понимающе кивнул граф Ардонский
Ровена уточнять не стала.
– И немедленно. Я видела, как он на нее смотрит, поверьте - за промедление нас не простят.
– Дорак, распорядишься?
Астон Ардонский взглянул на капитана Сетона, и тот вышел из комнаты.
– Слава богам, жива осталась, вздохнула графиня Элинор, осеняя себя привычным знаком.
– Зеркало спасло, - кивнула Ровена.
Откуда оно взялось, это зеркальце с ланью на оправе? Откуда?
Но госпожа так и сжимала его в руках, прижимая к груди, туда и пришелся удар Лорены. Раскололось и высыпалось стекло, погнулась оправа, осколки порезали кожу, но не сильно, заживет до свадьбы. А вот почему госпожа не приходит в себя?
Этого никто не понимал.
Хотя...
Было у Ровены предположение.
– Эта стервь била со всей руки, могла просто ударить так, что сердце зашлось. Потом запустилось, но надо, чтобы лекарь поглядел. Мало ли там, какой ушиб внутри...
Вот с этим все были согласны, оставалось дождаться маркиза Торнейского.
Матильда Домашкина.
Давид сидел в приемном покое, и выглядел так, что краше в гроб кладут.
Рядом с ним опустилась София Рустамовна, погладила по волосам.
– Дэви...
– Да, мам?
– Как она?
– Не знаю. Молчат пока.
София Рустамовна крепко сжала его ладонь.
– Держись. Она обязательно поправится.
Давид стукнулся затылком об стену. И еще раз, вдруг полегчает? Но мысли были слишком тяжелыми, прямо-таки цементными.
– Медики не понимают, что с ней. Увезли на рентген...
Дверь открылась. Врач не заставил себя долго ждать.
– Что с ней?
– Давид встал врачу навстречу, мать поспешила за ним.
– Не знаю, - честно признался врач.
– Понимаете, мы ее насквозь просветили, кроме порезов - ничего страшного. Ну, синяк будет, так от этого не умирают. Но она... как в коме.
– В коме? Отчего?
– Кто ж знает, - врач потер кончик носа.
– Человеческий организм - штука странная и малоизученная. А уж мозг... мы можем дискутировать неделями и месяцами, но толком так ничего и не откроем. И не узнаем. Почему человеческий мозг дает команду отключиться - не знает никто.
– Она сама дышит? Хотя бы?
– Дышит. Хотя ее надо будет поддерживать на внутривенном питании. Пьет она сама, глюкозки вкатим.
– Что вы можете посоветовать?
– просто спросил Давид.
– Вы, сами.
Врач еще раз пожал плечами.
– Кто у нее есть из близких?
– Я.
– А еще?
Давид вспомнил мамашу Малены, подумал, что от такого явления родственных чувств помрет и кто покрепче, и решительно покачал головой.
– Никого. Знакомые есть, друзья... кошка есть.
– Вот, берите кошку и езжайте сюда.
– Вы это всерьез?
– удивилась София Рустамовна.
– Как врач я против антисанитарии и животных в палатах. Но за любое лекарство, даже хвостатое. Да и главврач против не будет, это точно.
Женщина хмыкнула.
Это Давид сидел в приемном, а она начала с руководства больницы, скромно выложив на стол месячную зарплату главврача, и намекнув, что ее невестка должна получать все лучшее. Вы же меня понимаете?
Кажется, главврач уже понял. Это хорошо, когда человек понятливый.
– Кошка - и Давид?
– Да. Зовите ее обратно. Зовите, кричите, делайте что хотите, хоть на ушах в палате стойте, говорите о том, что для нее важно... зовите изо всех сил. В моей практике были случаи, когда такие люди... вы понимаете?
Давид кивнул.
Смутно, он понимал о чем речь.
– В моей практике были случаи, когда такие люди возвращались. К любящим и любимым. Еще бы ребенка хорошо, но это точно не получится.
Давид хмыкнул.
– Пока не сделали.
– Какие еще ваши годы, - врач дружески хлопнул его по плечу.
– давайте, домой, переодеться, взять с собой для нее одежду, список сейчас дам...