Шрифт:
– Угу, понятно.
– А в борьбе за деньги все средства хороши.
– Никто и не спорит, - согласился Антон.
– Все, отдыхай неделю, и на работу в понедельник.
– Хорошо. Спасибо, Антон Владимирович.
– Пока.
– До свидания.
Телефон пискнул и умолк. Малена погрозила Беське пальцем.
– Учти, поросюшка плюшевая, мы тут не навечно. Советую не привыкать к ветчине, а то жить грустно будет.
Кошма мурлыкнула в ответ. В зеленых глазах читалась искренняя уверенность в своей неотразимости. Это вас, дам-с, можно менять по десять раз на дню. А нас, кошек, любить надо. Уважать и обожать. Так что вы, мадемуазель, не знаю, а я тут решила навечно поселиться.
Малена только вздохнула. Родная кошка не уважает...
И позвонила Сергею.
Сообщила, что прийти во вторник точно не сможет, вчера так удачно упала, что до сих пор двигается с трудом, даже больничный взяла. Нет-нет, привозить ничего не надо, у нее все есть. И наверное, в четверг или в пятницу они встретятся, она уже должна себя получше себя чувствовать. Она очень постарается.
Форс-мажор, это бывает.
Сергей согласился, и отключился.
Матильда поглядела на компьютер и потерла руки.
- Ну что, Малечка, поработаем?
- Обязательно. А фильмы какие-нибудь посмотрим?
- Обязательно. И то, и другое. Кстати, а готовить ты умеешь?
- Как и любая монастырская воспитанница. Не просто ж так мы в монастыре жили. И готовить приходилось, и на кухне надзирать, и на зиму запасы делать... да много всего. В своем хозяйстве все знания пригодятся.
- Угу. Кстати, мы кухарку у вас в поместье не уволили...
- Напишем господину Сельвилю. О том, что я стала признанной наследницей, ну и выгоним эту дрянь к шервулям, - согласилась Малена. А нечего снотворное подсыпать, вот нечего!
Когда в Донэре царила Лорена, Матильда с Маленой там сделать ничего не могли. Она - вдовствующая герцогиня, Малена - наследница с непонятным местом в мире. Вроде бы да, а вроде бы и поспорить можно. А сейчас все четко. Так что...
Долой предателей!
Почистить конюшню надо до того, как в стойло встанет лошадь.
- А зачем нам готовить?
- В качестве ответной любезности. Давай поглядим, что в холодильнике?
В холодильнике мышь бы не повесилась. Места не хватит.
Полки были забиты, но своеобразно. Там было несколько готовых блюд из разряда - разогреть и кушать, вроде тушеного мяса, каких-то овощей, и непонятных фунтиков вроде голубцов, как оказалось - с тем же мясом. И куча полуфабрикатов.
Те же йогурты, разная молочная продукция, какие-то морепродукты...
Матильда задумалась.
- А что мы можем приготовить?
- Я бы сказала иначе. Надо что-то такое, что точно будет съедено.
- А вкусов Давида мы не знаем...
- А если что-то из молока? Его тут литра три?
- А есть ягоды? Я знаю рецепт домашнего мороженого.
Малена покачала головой.
- Не стоит, Тильда. Даже в качестве благодарности пока не стоит. Глупо получится, вкусов-то его мы не знаем, ну и влетим... либо Давид обидится, либо будет давиться из вежливости, либо мы обидимся... нет, не надо.
- Ну и ладно. Пошли, поработаем?
- Пошли...
До конца дня девушки посмотрели 'Гусарскую балладу', и сделали проекты на две квартиры. Правда, по три штуки на каждую, в классическом стиле, в стиле 'Модерн' и в стиле 'Лофт'. Мало ли у кого и какие вкусы?
Но квартиры ей понравились.
Все с большими комнатами, с просторным коридорами - хоть на велосипеде гоняй, с кухнями малым не по двадцать метров, с кладовыми и встроенными шкафами. Очень удобно.
***
Давид пришел поздно вечером, усталый и чем-то недовольный.
Малена к нему лезть не стала, поглядела на него, и пошла ставить чайник. К моменту появления Давида на кухне, его ждала большая чашка крепкого черного чая и вазочка с медом, а Малена стояла у холодильника.
– Что разогреть?
– Давай мясо.
– Овощи?
– Там фасоль тушеная есть.
В век микроволновок проблема решилась мгновенно, и Матильда засуетилась на кухне. Давид грел руки о чашку с чаем, отпивая его маленькими глотками, и думал, что все не так плохо. По крайней мере, у него не трещат над ухом бешеной сорокой. Да и чай заварен как следует - крепкий, не водичка подкрашенная, которую сейчас пьет большинство баб. И не зеленый (тьфу!) 'чай'. Его Давид вообще не переносил, считая профанацией.