Шрифт:
— Любви — нельзя, конечно. Но она должна быть взаимной, — мягко остудил напиравшую бабу Марсель. — А что же сама Маруся говорит?
— Не хочет она замуж за Мирона, — проворчал Степан. — А я ее неволить не буду. Она свободный человек, сама должна решать, с кем жить и от кого детишек рожать.
— Разумно, — кивнул историк. — Так чего же ты хочешь, Авдотья?
Женщина, задохнувшись от возмущения, уже набрала в легкие воздуха, чтобы разразиться очередной гневной тирадой, но Марсель ее опередил.
— Мироше нужна жена, похожая на тебя. Ведь кто лучше матери знает, что для родного дитяти лучше, верно?
— Верно, — протянула женщина, не понимая, куда клонит собеседник.
— А разве Маруся сможет сделать Мирона счастливым? Своенравная, упрямая — вся в отца. И сама будет грустить, и сыночку твоему жизнь испортит. А ты ведь знаешь, как сложно у нас с разводами. Проще уж до самой смерти мучиться, чем с бабой разойтись. Вот и скажи мне: хочешь ты такого для своего парня?
— Что ты! — Авдотья округлила глаза и замахала на Марселя руками. — И в мыслях подобного не было!
— Тогда зачем шумишь? Степан, можно сказать, тебе одолжение большое сделал, беду отвел. А ведь мог и кулаком по столу стукнуть — и пошла бы Маруся за Мирошу как миленькая. А потом — хоть камень на шею и в омут с головой.
— Ох, какие ты страсти рассказываешь, — женщина вдруг успокоилась и, как ни в чем не бывало, кивнула кузнецу. — Бывай, соседушка. Не обижайся на меня, глупую. За сына обидно стало, не сдержалась.
— И ты не поминай меня лихом, — Степан так обрадовался неожиданной развязке, что даже не пытался скрыть довольную улыбку.
Проводив Авдотью взглядом, он повернулся к своему спасителю и развел руками в стороны:
— И как у тебя получается справляться с этими визгопряхами? Диву даюсь…
— Это опыт, братец, — отозвался Марсель. — Силой с ними ничего не решить. Они, может, и подчинятся, но затаят злобу. А нет ничего опаснее мстительной бабы.
— Твоя правда, — кивнул кузнец.
— А что Маруся-то? — поинтересовался историк. — Так и не надумала замуж? Пора уже. А то засидится в девках, потом сама жалеть будет.
— Да знаю, — Степан погрустнел. — Но что я могу поделать? Ты знаешь нашу беду. Мать ее умерла при родах, единственная для меня радость — это Маруся, доченька моя. Иногда сам себе бабу какую напоминаю, но ничего поделать не могу. Разбаловал я ее. Как представлю, что она несчастлива, так все внутри переворачивается.
— Но ты не станешь противиться ее выбору?
— Что ты! Да я только рад буду, если она своего любимого найдет. Но тут такая штука…
Степан оглянулся, чтобы убедиться, что дочери нет рядом, и отвел Марселя подальше от крыльца.
— Тут такая штука: мне кажется, что у нее кто-то есть на примете, но она почему-то не хочет мне ничего говорить.
— Откуда такие мысли?
— Сам посуди. Помнишь, какая она раньше была? Хотя, откуда тебе помнить, ты же у нас недавно совсем. Но это не важно. Веселая была, все время с подружками бегала, домой не загонишь. А теперь все чаще в хате сидит, подолгу на стены смотрит. Когда думает, что я ее не вижу, тайком плачет. Вышивать начала, хотя сроду этим делом не увлекалась.
— Может быть, по матери тоскует? — предположил Марсель.
— Это вряд ли. Она ведь не знала ее, откуда тоске взяться?
— Да, тут ты прав… Тогда не знаю, что и думать. Могу только посоветовать дождаться, пока все само разъяснится.
— Меня беспокоит, что она ни с кем не общается. Если бы кто-то у нее появился, я бы первым об этом узнал — до того дошел, что начал за родной дочкой следить, представляешь?
— И что, выследил кого-нибудь?
— Нет, — хмуро ответил кузнец. — Может, она влюбилась в женатого?
— Что ты! — воскликнул Марсель, но тут же опять понизил голос до шепота. — Я Марусю знаю, она девушка честная, никогда бы не стала связываться с чужим мужиком.
— Вот и я так думал. Но девка прямо на глазах чахнет, словно ее приворожил кто. По ночам спит плохо, ворочается, разговаривает во сне. Я хоть и в соседней комнате ночую, но все слышу. Может, ты с ней поговоришь? Я не умею нужные слова подбирать, а тебе она, глядишь — и расскажет все. Что думаешь?
— Я?! — Марсель не ожидал такого поворота и поэтому смутился. — Не знаю… Я все больше с бабами привык, знаешь. А с молодыми девками так и не научился общаться, не разумею я их. Да и кто лучше родного отца своего ребенка поймет? Нет, друг, не обижайся на меня, но я в этом деле тебе не помощник. Боюсь наломать дров — ты потом и сам мне благодарен не будешь.