— Друг! Ты всю правду рассказал? Не брешешь?

— Верь мне, — устало улыбнулся Марсель. — И прости меня…

— За что же? — удивился здоровяк.

— Нужно было рассказать все давным-давно. Тогда многих бед удалось бы избежать.

— Ну, скажешь тоже, — Курьян вдруг рассмеялся, но, тут же спохватившись, с виноватым видом оглянулся на Меланью. — Рассказал бы раньше, никто бы тебе не поверил. Решили бы, что ты медовухи перепил, или что бешеная собака тебя покусала. Вот только Марселем я тебя все равно звать не стану, уж извини. Как по мне, так Баламошка тебе больше подходит.

— Называй, как хочешь, брат!

Марсель с благодарностью взглянул на друга, но в этот момент Меланья, которая успела переварить услышанное, подняла руку, призывая их к тишине, и заговорила:

— Мне все равно, как тебя называют твои друзья: Марсель, Кирилл, Баламошка — все это не важно. Скажи лучше вот что. Если я правильно поняла тебя, это Кирилл был многим обязан моему жениху, и это он не хотел его отпускать. Ты же сдержал слово, данное не тобой. Мой глубокий поклон тебе за это. Но теперь Муса нуждается в друге, который пошел бы ради него на смерть. Я верю, что он бы сделал это для тебя, пусть по незнанию и принимая тебя за другого.

— Можешь не продолжать, — Марсель с готовностью кивнул. — Я сделаю все, что от меня зависит. Но что я могу? И что, по-твоему, здесь произошло?

— Для того чтобы понять это, не нужно быть семя пядей во лбу, — женщина кивком поблагодарила собеседника за добрые слова, после чего села на лавку и погладила любимого по голове. — Ты ведь говорил только что о том, что тот волхв точит на тебя зуб. Что ему нужно от тебя?

— Ясно, что, — нахмурился историк. — Чтобы я отступил и не мешал ему творить зло.

— Такое уж и зло? — Меланья прищурилась и смерила собеседника испытывающим взглядом.

— Я не уверен в его намерениях, — объяснил Марсель. — Но мне известно, к чему это приведет нас. Владимир погибнет, эти земли будут завоеваны чужаками, сами волхвы будут уничтожены… Я не могу сказать точно, когда именно это произойдет, но, судя по тому, что мне удалось выяснить, очень скоро. Возможно, уже происходит.

— Почему ты так думаешь?

Морщась от неприятных воспоминаний, историк рассказал об ужасе, свидетелем которого он стал недавно. Женщина внимательно выслушала его и, шикнув на Курьяна, который принялся вздыхать и причитать, обратилась к Марселю:

— Ты, похоже, человек неиспорченный.

— Не понимаю, к чему ты это мне говоришь…

— Иначе бы сразу все понял, — Меланья грустно усмехнулась и провела по лицу рукой, словно пытаясь снять с него невидимую паутину. — А так ты до сих пор гадаешь о том, кому это было нужно. Христиан зачем-то приплел.

— Все равно не понимаю.

— Да волхв этот твой и затеял все, — мрачно бросила знахарка. — И не смотри на меня такими телячьими глазами. Подумай сам хорошенько, и поймешь, что я права.

— Не может этого быть! — Марсель, наконец, справился с изумлением и неожиданно для самого себя вступился за своего противника.

— Мне и самой не нравится такой поворот, не сомневайся, — Меланья встала и прошлась по комнате. — Я бы, пожалуй, предпочла, чтобы ты оказался прав. С греками или византийцами мне было бы проще справиться, а тут другое дело. Теперь вся надежда только на тебя.

— Но зачем ему это нужно?

Историк продолжал сомневаться — требовалось что-то большее, чем пустые предположения. Он никогда не был адептом ни одной мировой религии, и язычество, пожалуй, было ему ближе остальных по своей системе ценностей. Ученый всегда считал, что если ему пришлось бы выбирать между верованиями, он, скорее всего, остановился бы на самой простой и максимально приближенной к природе. И теперь, услышав мнение знахарки, мужчина автоматически воспротивился ее словам.

— Но в том, что на Мусу напали волхвы, ты хотя бы не сомневаешься? И то ладно. А остальное… — Меланья остановилась и бросила на историка такой взгляд, что тот непроизвольно попятился. — Я раньше все гадала, откуда ты такой положительный взялся. Даже подумала было, что там, в Византии, все такие — добрые да ладные. Но теперь мне все стало ясно. Не знаешь ты нашего мира, оттого и меряешь всех по себе. Для волхвов нет ничего хуже того, чтобы уступить свое, исконное, чужакам. Они считают, что эта земля принадлежит им. И раз уж кому-то из жрецов стало известно о том, чем все обернется, то можешь быть уверен в том, что они на все пойдут, чтобы предотвратить это.

— Даже на убийство своих же? — поразился Марсель, покосившись на Курьяна, который стоял рядом с хмурым видом и, похоже, был согласен со знахаркой.

— Если ради общего блага нужно будет принести эту жертву, то да, — кивнула Меланья. — К тому же ты сам говорил мне, что в том селище собрались сплошь лентяи да жадные до чужих денег люди.

— Да, но…

— Волхв выбрал самых негодных людишек, которых будет не так жалко. Помнишь, как тот человек встрепенулся, когда услышал о твоем шраме? А кому еще было известно о твоей метке, кроме самого Ведагора и его помощников? Не Владимир ведь затеял все это. Нет, он на такое не способен.