— Да? Гм… — Данила все еще не собрал в голове картинку. — А что с ней?

— Ну… первые анализы будут готовы в течение нескольких дней. Сегодня еще несколько ультразвуковых исследований, парочка других анализов… — Данилу затошнило, а врач воодушевленно продолжал: — За два дня она все сдаст, и тогда сможем сказать, есть ли о чем беспокоиться. Но Анастасия проходит исследование каждый год, поэтому вряд ли появились неожиданные проблемы.

Данила кивал, едва слушая, а потом ему будто ангелы по лицу хлестнули, чтобы очнулся. Он нервно сложил руки на груди и переспросил:

— Она здесь на ежегодном обследовании?

— Да.

— А… а она сама утром приехала?

— Полагаю, что так. Она приехала к половине восьмого.

Данила прислонился к стене, откинул голову, чтобы почувствовать затылком холод, и провел дрожащими ладонями по лицу.

— Твою же ма-а-ать… — прошептал он; из груди вырвался смешок неверия. У Данилы как будто кирпич с души свалился, и стало так легко, что хоть в рай улетай.

— Что, простите?

— Завтрашний день Анастасия тоже у вас проведет?

— Да, но возможно, не весь. Сегодня мы ее отпустим после трех часов.

Данила попрощался и убрался из клиники. Он прогулялся по стоянке и обнаружил свой джип.

«Господи, ну и стерва, сварила мой мозг».

Летов сел на землю возле джипа и закрыл ладонями лицо. От перепада эмоций было плохо. Он жаждал прибить Настю за этот розыгрыш, но радость, что с ней все в порядке, оказалась намного сильнее.

Он долго сидел на земле, приводя мысли в порядок, и наконец признал поражение — не перед Настей, а перед самим собой.

Он убеждал себя, что просто хочет поставить принцессу на место, а заодно поиграть с ней во взрослые игры, в которых мог касаться нее. И только сегодня он понял, что его к Насте не просто влекло, он хотел ее в своей жизни, чтобы владеть ею безраздельно, чтобы она говорила, как сильно он ей нужен.

Настя всегда была там, на пьедестале в его душе, и Данила так привык к ней, что отказывался осознать очевидную вещь: без нее он уже не сможет. Жизнь утратит кусок, как Луна выпадет из ночи или Солнце из дня. Мы ведь не думаем по утрам: как хорошо, что у нас есть Солнце. (Ну, разве что йоги так делают). Но стоит Солнцу сказать: я переезжаю в другую систему — и все. Как обухом по голове.

Настя была ему нужна именно, как рассвет. Он не хотел давать этим чувствам имени, чтобы не ворошить ненужные шестеренки в своей голове. Он только знал, что не отпустит ее. А для этого он должен победить, заставить Настю поверить, что она без него тоже не сможет. Нужно развернуть ее, как корабль, на три года назад, когда она была влюблена, а не ненавидела.

Теперь он уже не хотел, чтобы в игре был один победитель. Он хотел, чтобы они вдвоем победили. Но с Настиной натурой — она лучше руку себе откусит, чем признается. Придется ее заставить, довести до грани… Если она испытывает к нему сильные чувства, то не сбежит. А если сбежит, значит чувств у нее и нет вовсе. Тогда придется ее отпустить.

Черте что. Кто бы сказал, когда обычная игра на раздевание превратилась в погоню за счастьем… Как бы там ни было, первым он не скажет Аиде ни слова: Настя станцует джигу на его сердце, а потом сварит в котле и даст ему же съесть, довольная победой.

Она должна первой признаться. Беда в том, что и он, и она знали о молчаливой игре, молча же приняли условия, вернее, отсутствие оных, и вошли в азарт. Значит, в итоге они могут заиграться, разрушив любые отношения между собой. А что не дожгут они, достреляет Большой Босс.

«А что поделать, — возразил себе Данила. — Есть цели, ради которых стоит рискнуть всем».

Настя вышла из клиники и не обнаружила джип. «Угнали?» — удивилась она и огляделась. Но потом заметила кабриолет и успокоилась: скорее всего, Цербер сбегал за запасным ключом от своего бульдозера и укатил в закат.

Она дернула за дверцу машины, которая оказалась не заблокированной, и увидела ключ, торчащий из замка зажигания. Рассердился, значит? Ну-ну. И все равно, очень беспечно с его стороны оставлять ключ внутри. Но Настя была рада видеть свою «карету», потому что джип оказался не очень чувствительным в управлении — совсем как хозяин.

Включив музыку, она позвонила отцу, чтобы отчитаться по поводу обследования. Вообще, Настя должна была пройти его только через две недели, но, оставшись на дороге с канистрой бензина, увидела необходимость сдвинуть график.

На обочине жизни, между Николиной Горой и Барвихой, она позвонила в такси и просидела минут тридцать, не меньше, радуясь, что за ней вообще кто-то приедет. Она хотела, чтобы таксист довез ее до джипа, ибо тащить двадцать литров топлива оказалось трудно.

Ей представилось вдруг, как мимо с ревом проносится Артем-бабуин; заметив кузину сидящей на земле возле канистры, он злобно расхохочется и, чиркнув пальцем по зажигалке, швырнет в сторону Насти. Раздастся взрыв, и Цербер станет в объятиях кукольного гарема оплакивать Настеньку до конца дней. Урод.