Впрочем, зная эту категорию своеобразно мыслящих людей, по большей части мизантропов, скорее нужно было удивляться тому, что они промолчали и не сказали своего веского слова, нежели позволили собственноручно поучаствовать в написании книги даже самому захудалому автору. Для чего собственно ими и была разработана целая система, служащая для того чтобы отбить у вас любое желание написать хоть что-нибудь.

Так, на самых первых ваших творческих порах, когда засевшая в вас мысль, ища выхода, приводит вас в зависимость от вашей расположенности к письму или печатанию, ну а также, в зависимости от ваших возможностей оснастить свой процесс творчества, – за письменный или компьютерный стол, – где вы уже готовы вынести, пока что только на свой субъективный и далекий от массового потребителя читательский суд новое слово, как уже этот тайный покупатель-критик тут как тут. И не успели вы даже ещё включить ноутбук или достать бумагу, как он уже орёт вам прямо в самый мозг:

– Ты чё, мурло! Хочешь сказать, что можешь сказать новое слово, до которого до тебя на протяжении всего существования человечества, так и не додумались не только лучшие и признанные – слышишь, мурло, признанные! – умы, но и просто гении?! Ну а ты-то кто? И что из себя представляешь? Вечный троечник. Ха-ха! – Гадко смеётся этот острослов. – И что, будешь делиться с читателем оригинальным синтаксисом написания многократных своих ошибок в предложениях, без которых не обходилось ни одно твоё сочинение? Или может быть, решишься поделиться своим просто огромным житейским опытом, правда ограниченным твоими тридцатью годами, проведёнными безвыездно из своего микрорайона? И я надеюсь, что твоя поездка в десятилетнем возрасте с мамой в деревню, не будет тобою положена в основу этого романа, где ты попытаешься описать свой путь становления из деревенщины в столиционера – отдельную цивилизационную, со смартфоном объектную единицу? – Сбивает весь ваш темп и дыхание этот подлый критик, знающий досконально все ваши уязвимые места.

– Я… Это, самое… – Вы делаете попытку вставить своё паразитирующее слово, но тут же получаете ответное словозатыкательное.

– Рот закрой и иди лучше спать! – Критик, видя сомнение в вашей душе, находит нужное посылочное слово. – Или так уж и быть, можешь ещё выпить.

И вы, сбитый и подавленный своей же мыслью, машете на всё рукой (плевать у себя дома вы даже себе не позволяете) и огорчительно возвращаетесь на кухню (как один из близких автору примеров), где, проявляя свою независимость от чужого мнения, на зло этой падле, наливаете себе не одну, а целых две с горочкой рюмки. И они-то спустя своё нахлобучивающее вас время и отправляют вас в иные, более глубокие миры, под стол, где вас уже не сможет потревожить никакой критик, и где из-под вашего пера только за одну ночь выйдет масса небывалых и много очень незабываемых (если ты не помнишь, то, значит, и забыть их не можешь, так что все логично) как для самого творца, так и для имевших своё место в этой квартире домочадцев творений.

Так, в жанре ужасов, время от времени с придыханием им был представлен роман со звучным названием «Жуткий крик из-под стола или преисподней». В жанре триллера им были представлены и продемонстрированы его бесконечные метания по полу, вылившиеся в новую интерпретацию книги «Хождения по мукам». Что касается мелодрамы, то она, как и следовало ожидать, оформилась в свои слюнявые отношения этого засони и его пса, который всю ночь согревал своего хозяина. Ну и для любителей всего таинственного, была заявлена очень впечатляющая умы храповая повесть.

А ведь между тем, на этом первом нахрапистом этапе, этот критик, в тех или иных вариациях сразу же старается бить по вашим рукам. И если вы не столь стойки и, не дай Бог, у вас не найдётся ручки под рукой или же тот же ноутбук, загруженный обещаниями этого подлеца критика, ни с того ни с сего, вдруг неожиданно перестаёт загружаться, то скорее всего, вы завтра поутру (а такие писательские порывы настигают вас почему-то в минуты вашей очень вечерней неустойчивости) сочтёте всю эту вашу вчерашнюю попытку чепухой, не стоящей никакого внимания.

Ну а если всё же это решение идёт из вашего очень глубокого изнутри, которое так просто не сломить техническими препятствиями, и вы, если что, даже готовы на экстремальные методы выражения своего слова – писать на песке, на воде, на заборе, выражать свою мысль ударом в зубы и в другие демонстративные места, что, надо заметить, всегда ведёт к взаимопониманию, – то в этом случае этот однозначно хитроумный критик, в тот момент когда вы, заняв письменный стол, вот уже готовы озарить мир новым словом, делает ещё одну дерзновенную попытку:

– Значит, ты всё-таки решил не внимать голосу благоразумия и пойти по этому, – запомни, – самому неизведанному пути?! – Критик пугающе завывает в ухе.

– Да, решил. – Голос нового автора твёрд и крепок как никогда.

– Так может, ты особого о себе мнения. Где все эти классики от литературы лучше бы пошли поиграть в классики, чем оспаривали твоё право на своё именное слово или вообще на свой авторский стиль?! Ну а сам Достоевский против тебя – всего лишь тварь дрожащая?! А думы Толстого со своим многотомием – слишком легкомысленны и вызывают лишь усмешку в тебе?! – Этот критик – тот ещё гад и демагог, раз использует этот доказательный демагогический приём – отсыл к авторитетам. Но автора этим ловким ходом не проймешь, и он только укрепляется в своей решимости действовать, как того сам хочет.

– А я таким и должен быть! – Полный ярости, бросит в лицо критика своё «Я» автор. – Я, я, я, и только я! Только этим должен руководствоваться всякий встающий на свой путь будущий творец. И уже позже возможны отступы для таланта, но не для гения, где ваше «я» будет стоять рядом или же… Нет, только рядом с тем же Моцартом. Вот, блин, оговорился. Но, в общем, ты понял. – Сверкнёт глазами автор и набьёт или напишет предварительно-окончательный заголовок.

– Ну-ну. – Только и прошипит заткнутый на время критик.