Шрифт:
Макар даже знал его имя — Чомор. Хранитель этого леса.
Макар помнил песню, которую пела им мать. Лежали они на лежанки, мал мала, а мать тихо выводила песню.
Давно это было, в те времена,
Когда люди и звери жили без зла.
Не рушим был закон, не рушим был завет.
Серебро убивать — строжайший запрет.
Вот на лес опускается белый Туман.
Схоронитесь! Идёт Чомор — великан.
Будет властвовать он — семь дней и ночей.
Берегите мужей! Береги сыновей!
Зажги три костра на поляне лесной.
К Хранителю леса обратись ты с мольбой.
Чтоб не ведать беды, чтоб не ведать измору,
Принеси три соломенных куклы Чомору.
Если в лес ты идёшь украдкой, как вор
Заберет в свой Туман тебя страшный Чомор.
Если в мыслях твоих мудрость, честь и любовь.
Не вернётся история страшная вновь.
Темно в избе было, только пробирался серебряный свет луны, через небольшое окно.
Ветки березы стоящей за окном, отбрасывали причудливые тени. Они жили, только им ведомой жизнью. Переплетались, ластились друг к другу и там в этой паутине ветвей прятался он, тот, о ком пела мать.
Внимательно и неотрывно следил за Макаром Чомор.
Макар помнил, какой страх в тот момент окутывал его. Из глаз текли слезы, потому что моргать было нельзя. Непременно в тот момент, когда веки его сомкнуться, Чомор нанесёт свой удар.
Странные страхи, необъяснимые. Чомор не страшилище, им детей не пугали, наоборот, всячески уважение прививали. Потому что, Чомор — это Хранитель леса, Хранитель всего живого. В лесу гораздо страшней нечисть обитает. Но Макар их не страшился, ему завсегда Чомор страшен был.
Чомору даже некоторые охотники, как в старину, поклонялись и задабривали. Праздник трёх костров и был чоморов праздник. В старину разжигали три костра на поляне лесной, вся деревня выходила и приносила с собой для каждого костра по соломенной кукле. Бросали их в костры и клятву давали.
«Лес-это дом мой.
Подобно тому, как дом свой обегаю от грязи внешней и внутренней,
так и обещаю, лес оберегать и сохранять.
Лишнего не возьму,
Забавы ради не убью,
Не разорю и не сломаю.
Серебро не убиваю»
И сейчас старались жить по завету этому. Были и безобразники, но мало таких в деревни у них водилось. Таких к старосте сразу в дом молельный зазывали и уму разуму учили.
Прадед Русай сказывал, что в его детстве случай в деревни один приключился.
Будто бы мужик один в лес пошёл, да по-должному Чомора не задобрил, ни словечка ни шепнул в лес заходя.
У каждого охотника, рыбака и собирателя, завсегда заветное словечко для Чомора имелось. Каждый свой зарок давал, каждый своё просил и обещал.
Зашёл мужик этот в лес, три дня его не было и три ночи. Рано утром четвёртого дня вышел он злющий, да драный, аки собака бешена.
Много не рассказывал, охотники мало о своих победах говорят, а про неудачи тем паче.
Медведица его подрала. Лапу ей правую обрубить только и смог, как живым ушёл и не помнит.
Через девять месяцев разрешилась его жена дочкой. Долгожданный ребёнок, долго его вымаливали.
Да только у младенчика, аккурат правой кисти не было. Вместо неё культя.
Русай всегда приговаривал после этой истории: «Я не стращаю тебя Макар. Может и придумалось мне это в детстве, да только ко всему живому с уважением жить надо. Лес тебе жизнь даёт, он эту жизнь легко может и забрать. Если берёшь, то отдай вдвойне. Срубил дерево — посади два. Добыл животину — так дай троим родиться»
Макар стоял на пороге своей избы, смотрел на лес.
На поляну, отделяющую дом от леса, медленно, завоевывая сантиметр за сантиметром, цепляясь за траву, цветы и сучки, выползали молочные щупальца тумана.
Никогда Макару страшно в лесу не было. Нож, да ружьё всегда при нем, в страшилки особо не верил. Чего бояться-то?
Но вглядываясь сейчас в серебряные всполохи тумана, детский страх оживал.
Аккуратно, точно сам туман, он пробирался в него. И далекие детские страхи оживали.
Макар стоял и не мог оторваться от молочного покрывала и чем дольше смотрел он в белесый туман, тем явственней казалось ему, что оттуда, так же внимательно и настороженно, как и он сам, кто-то смотрел на него.