– Чем объелась, умора?! Лишнюю ложку каши съела?

Но позже он не слишком веселился:

– Может, в больницу сходим?.. Может, токсикоз просто?

– Может и токсикоз… – поспешила согласиться я, чтобы он не слишком пугался, – правда, не бывает у меня… А может от погоды этой. Так, пройдёт… ты шибко не волнуйся.

– «Шибко», – усмехнулся я смешному слову.

Я уеду развлекаться допоздна, а она тут нездорова. Мне стало не по себе, будто в этом её пустяковом недомогании кроется что-то нехорошее из старого… Я так боялся повторения ужасов весны и начала лета, обступивших нас тогда призраками смерти, что невольно обеспокоился, но Лёля, невзирая на бледность, обесцветившую щёки, глядела весело и я успокоился. Тем более, сегодня Стерх должен приехать, думаю, поможет, если что… да не будет ничего, всё будет хорошо…

Митя играл, сидя на полу в большой комнате, а я прилегла на диван и смотрела в телевизор, где показывали старый советский фильм «Тридцать первое июня», знакомый мне с раннего детства и музыкой своей прекрасной и романтической историей, запомнившийся мне ещё с тех пор, тем удивительнее и приятнее мне было теперь, взрослой, смотреть его.

Игорь за этим и застал меня, входя из сеней, и улыбаясь:

– Опять незапертые сидите, – он улыбается, хорош до невозможности какой-то молодецкой здоровой красотой, будто на санках катался полдня, а ведь всего лишь прошёл по двору от машины. – Погодка!.. Еле доехал до тьму-таракани вашей, заносы, аварии – тихий зимний ужас… – он снял присыпанную снегом шапку, возвратившись в сени.

– Игай! – Митюшка уже поднялся на ножки, встречать его…

Я села на диване, не лежать же, в самом деле, при нём, хотя это незначительное движение уже даётся мне с трудом… Что же это такое сегодня?

– Долго ехал? Я раньше ждала тебя, даже волноваться начала… – это правда, я ждала его и беспокоилась, что он опаздывает, потому что он всегда был очень пунктуален. В такую погоду легко попасть в аварию…

– Волноваться? Это приятно, – улыбнулся он, входя уже без куртки и шапки. – Я в два раза дольше ехал, чем обычно. Твой профессор вообще, думаю, только завтра приедет… Что на дорогах твориться!..

– Покормлю тебя сейчас, голодный же, наверное, – я встаю, качнувшись, в глазах потемнело, но тут же прошло. Должно быть, от погоды все эти фокусы, имею же я право плохо чувствовать себя… хотя в беременность Митей ничего такого со мной не было…

Игорь взял Митю на руки и пошёл со мной на кухню. Я налила ему борща, достав из печи толстостенный чугунок, посадив Митю в стульчик, Игорь сел за стол, вдохнул аромат, поднимающийся от тарелки, с видимым удовольствием подносит ложку за ложкой ко рту, нахваливает мою стряпню.

Действительно, здесь на печи, еда получается вкуснее, чем в городе на обычной плите, да и овощи мы покупали у соседей не лежалые, и мясо в Новоспасске на базаре было местное, красивое, вкусное, никто не пытался подсунуть хряка вместо свиньи. Так что моё кулинарное искусство нисколько не улучшилось, лучше качеством стали продукты.

В нашем доме, заметаемом метелью, воцарилась тишина, окна заклеены, так что не слышны ни собаки, ни петухи, впрочем, думаю, они и голоса не подают в такое ненастье, а дорога от нас тоже далеко. Так что, при выключенных радио и телевизоре становилось так тихо, что казалось, мы в космосе, особенно по ночам, в темноте нашей спальни, при загадочном свете зелёного ночника, освещающего потолок на два ската, летим в бесконечности Вселенной… Вот и сейчас, когда мы трое замолчали, тишину нарушал только нарастающий закипающего шум чайника.

Я дала Митюше большое твёрдое красное яблоко, с высокими «щёчками», и он занимался им, деловито и уморительно серьёзно оглядывая его со всех сторон, выбирая, откуда откусить в следующий раз. Игорь улыбнулся, поймав мой взгляд на него после Мити, я улыбнулась в ответ.

– Ты что-то бледная сегодня, – сказал Игорь. – Не больна?

– Да нет, так… как тебе борщ?

– Отменный, – улыбнулся Игорь, вытирая губы, отставляя тарелку от себя, чайник выходит на финиш в своей весёлой песне…

Я поднялась, взять опустевшую тарелку, чтобы вымыть. Какой неудачный день, мне тяжело сделать даже это… надо бы прилечь…

– Игай, кус? – спросил и Митя, повернувшись к нему. Игорь засмеялся,

повернувшись к нему.

– Вкусно, да, – Игорь встал, подошёл к Мите. – Мама готовит чудесно.

– Мама – десно… – улыбнулся Митя, показывая Игорю своё порядком объеденное яблоко.

Подойдя к раковине, я почувствовала горячие полосы, быстро побежавшие по моим ногам…

И Игорь увидел:

– Лёля… – он побелел от страха, глядя на меня, вернее даже, на мои ноги. Две тёмно-красные полосы стекают в носочки из-под юбки…

– Одевай Митю, – выдохнула я.

– Далеко больница? – задрожав, спросил Игорь, доставая Митю из стульчика.

– Нет, близко… Митюшины одёжки…

– Я знаю-знаю.

Через несколько минут мы вышли к машине, не обсуждая происходящее, разговаривая отрывисто и односложно о том, что надо сделать в ближайшие минуты. Но до больницы надо было бы на санях поехать, которых у нас, само-собой, не было: через несколько минут мы застряли в снегу. Игорь приехал и то с трудом, а за тот час, что он пробыл у нас, метель совсем занесла дорогу и раньше малоезженую, если бы Кирилл не ездил каждый день по ней, её вообще зимой не стало бы. Словом, на дорогу мы потратили времени столько же, как если бы пошли пешком, но по летней дороге, потому что тропинку тоже занесло…