Когда Берта открыла глаза, то она увидела светловолосого парня, задумчиво смотрящего на нее.

– Мне кажется, я могу чувствовать его бьющееся сердце, – сказала она Халу, демонстрируя зеленое колечко на своем запястье, которое уже начало разжиматься. Плющ отпускал свою гостью.

Взглянув на ее руку, Апрель вдруг побледнел, сделал шаг к ней навстречу и быстро схватил ее ладонь:

– Берта, что это? Откуда? – Он удивленно указывал ей на крохотный черный крестик, появившийся на ее коже в тот вечер, когда она нашла Счастливчика Берти в баре на острове Фирра.

Внимательно посмотрев в испуганные голубые глаза, Берта негромко ответила ему:

– Я открыла конверт, который Вирджиния запечатала для Берти.

– Зачем?!

Его лицо исказила гримаса страха. Но она оставалась равнодушной, продолжая спокойно смотреть на мальчишку.

– Потому что он так сказал тебе сделать? – Апрель тоже вдруг успокоился и заговорил тише: – Потому что он попросил тебя, Берта?

– Нет.

– Ты не должна была открывать это письмо.

Девушка чуть подалась вперед, чтобы ее лицо оказалось ближе к лицу Апрель:

– Скажи лучше, что письмо должна была открывать не я, а он. Счастливчик Берти.

И он, не говоря ни слова, едва заметно кивнул. Кивнул и отошел к окну. Свечи на раковинах улиток капали на пол, как в тот вечер, когда Берта уходила из этого дома.

– Что это означает, Апрель? – Спросила она его: – Что это за колдовство в конверте?

Она услышала, как тяжело он дышит, не отводя глаз от ночного неба. Его голос вдруг ослабел, а волосы снова поблекли:

– Это такое проклятие, Берта.

– Проклятие? Вирджиния послала Берти проклятие через меня? Остроумно…

– Проклятие, – говорил он полушепотом, не обращая внимания на ее ироничный тон: – Оно не позволяет быть рядом с тем, кого любишь. Оно всегда разводит, рассоединяет. Охлаждает одного и воспламеняет другого. Оно приносит, пожалуй, самую большую боль.

– Что? – Берта почувствовала, словно ее сердце мягко падает на пыльный пол, истекая озлобленностью на прошлое: – Что ты сказал?..

– Даже если ты любишь его, он не будет с тобой рядом, – не поворачиваясь, прошептал горько Апрель: – Оно не позволит. Ты искала его зря.

– Даже если я люблю его? – Воскликнула Берта, пораженная его словам, смысл которых только сейчас начал до нее доходить: – Нет! Даже если он любит меня, верно? Это значит, что Берти, может быть, все же любит меня! Может быть, я действительно нужна ему, нужна как близкий человек, не как вещь, не как инструмент для решения своих проблем… Может быть, он чувствует то же…

Мальчишка покачал головой:

– Нет, Берта, забудь. Он не чувствует.

– Но он мог бы! – Яростно возразила ему девушка: – Он мог бы, верно?! Если бы я не раскрыла конверт, если бы я знала… Мы могли бы быть счастливее, чем сейчас, мы могли бы действительно быть вместе…

Эмоции, захлестнувшие ее, подтолкнули Берту к еще одной догадке:

– А ты, ты знал, – и она бросилась к нему, отворачивая его от окна и ударяя его в грудь своими тонкими руками: – Ты еще тогда знал об этом! Ты с самого начала моих поисков, в ту ночь, когда я уходила отсюда пару месяцев назад, ты знал, как все закончится! – Она исступленно била его ладонями, ей безумно хотелось причинить Апрель ту же боль, что чувствовала она сама: – Ты ничего мне не сказал, не сказал, что если я отдам ему конверт, все мое путешествие, все мои усилия будут напрасны!

Безмолвно, Апрель схватил ее за запястья, и она остановилась в изумлении от его слов:

– Ты не должна была открывать конверт, Берта. Ты не должна была чувствовать всего того, что чувствуешь сейчас. Все это предназначалось Счастливчику Берти.

Она почувствовала, как ноги ее слабеют. Покрывало, обмотанное вокруг ее тела, начало соскальзывать, и девушка вырвала руки из ладоней Апрель, чтобы удержать его.

Словно в забытьи она подошла к соломенному диванчику и села на него, спугнув двух мышей, забравшихся под подушку.

– Но он, может быть, любит меня…

Мальчишка сел рядом с ней, облокотившись спиной на соломенную спинку.

– А не чувствовать всего этого… – продолжила говорить Берта: – Как можно этого не чувствовать?! Как бы я могла потерять все те чувства, с которыми я отправилась на его поиски, Апрель? Как?! Я умерла бы с тоски… У меня больше ничего нет, – и она тоже положила голову на спинку диванчика. Слезы из уголков ее глаз покатились по вискам и скулам: – Старик Одди смеялся надо мной, я помню это. Когда я сказала, что кроме Берти у меня нет никого. Он сказал тогда, что нужно попасть в большую передрягу, чтобы не осталось никого, кроме Берти. Кроме моего бедного бесчувственного Берти…