Все посещавшие ее ранее мысли растворились. И Берта проклинала себя за них.

« – Только не уезжай, не уезжай», – надрывались в ней чувства: « – Не бросай меня здесь, я не хочу этого!»…

Это был очень яркий, теплый день, и солнце слепило ее. Она слышала шум бесконечного соленого моря, снова чувствовала ветер, бьющий в лицо. За долгие пять месяцев Берта снова ощущала жизнь в себе самой, а не только жизнь своего ребенка.

Она едва не столкнула его с ног, с разбегу влетая в его объятия:

– Берти!

Оторопелый Одди смотрел на них несколько минут, а потом отвернулся и направился к дому. Он больше не хотел искать в себе силы, чтобы поддержать ни Берти, ни Берту.

– Смотри, Берта, – Берти, чуть отстранив ее от себя, указал ей пальцем на горизонт: – Видишь? Ты видишь это море?

– Я боялась, что ты уехал… – Прошептала она, едва сдерживая слезы, чувствуя, как ребенок перестал толкаться внутри нее.

– Однажды, – продолжил говорить Берти: – Однажды мы с тобой покинем остров, мы отправимся туда, за горизонт. Мы отправимся на материк, Берта, мы никогда не вернемся на Фирру. Мы найдем Адельерру, мы все перевернем.

Слезы уже лились из ее глаз, а Счастливчик снова плотно обнял ее, поцеловав в лоб:

– Смотри на море, Берта, однажды мы с тобой снова отправимся в путешествие. Думай, что я люблю тебя, ты же об этом знаешь.

Вытирая слезы, она видела, как его взгляд зажегся от того, что он говорил ей, и как теперь его глаза медленно гаснут, становясь похожими на две чашки остывшего чая.

Глава тринадцатая

Приход Дворняги

Она прошла по маленькому деревянному мостику через речку, которая в её отсутствие успела превратиться из мелководной речушки в бурный холодный поток, не спеша пересекла ухоженный цветущий сад и негромко постучала в дверь. Ей открыл дверь незнакомый человек с тёмными спутанными мокрыми волосами до плеч. Морщинистое лицо выражало не удивление, но лёгкую растерянность:

«– Кто ты?», – немо задавали ей вопрос его тёмные глаза.

– Кто ты? – С тревогой в голосе спросила Берта.

За спиной незнакомца появилась смуглая Гречанка. Увидев девушку, она застыла, широко распахнув глаза, и Берта заметила, как грудь её наполняется тяжёлым вдохом удивления. Поднос с чашками и тостами выпал из смуглых рук, осколки, смешавшись с ложками и хрустящим хлебом, рассыпались по полу, но жена Сказочника не двигалась с места. Наверху послышались торопливые тяжелые шаги.

– Познакомься, Дворняга! – Его голос прозвучал бодро и слегка высокомерно: – Это Берта, дочь Автора, – Сказочник спустился по лестнице со второго этажа и возмущенно-наигранно воскликнул: – Дорогая, зачем ты разбила мой любимый чайный сервиз?!

Гречанка опомнилась и с сожалением посмотрела себе под ноги:

– Я сейчас всё здесь приберу, – с этими словами она быстро направилась в кладовку за щеткой.

– Могу я войти? – Тихо напомнила о себе Берта, которая чувствовала себя уже достаточно неловко. Возвращение из Сказочного Мира не доставило ей особого удовольствия.

– Помоги ей убрать осколки, – кивнул Сказочник на беспорядок на полу. Он направился на веранду, делая вид, что нет ничего особенного в том, что вернулась Берта.

Темноволосый мужчина всё еще стоял на пороге, безмолвно рассматривая девушку.

– Дворняга, идём, – позвал его друг.

Войдя в дом, Берта почувствовала тот самый запах. Пыль, солнце, книги, морские раковины и остывший чай по утрам. Сказочные персонажи, меняющиеся каждый раз за столом, такие чужие и незамысловатые. Всё это казалось ей позабытым, отставленным когда-то давно в этом мире навсегда. Задумчиво собирая с ковра осколки в ладонь, она почувствовала, как тоска медленно завладевает и воспоминаниями, и бывшими планами на будущее. Казалось, больше нет ничего для неё, что имело бы столь же много смысла, как эта тоска по утраченному.

Жена Сказочника подошла к ней, тихо шурша своим платьем цвета айвори, и тоже присела рядом, сметая щеткой более мелкие осколки фарфора:

– Твой отец был здесь полгода назад, – она произносила слова быстро и тихо, выразительно смотря на Берту, желая показать, что говорить об этом в доме запрещено: – Они страшно ругались, Автор был просто в ярости, когда узнал, что ты ушла. Он уехал…

Девушка перестала собирать осколки, застыв, склонившись, на полу. Она пережила так много всего, а он уехал. Он тоже уехал, как и Берти. В одно мгновение на неё рухнуло все, что она испытала за долгие месяцы своего отсутствия в доме Сказочника. Особенно тяжело отзывались в памяти последние дни. Очередное безмерно долгое ожидание Берти из бара, роды в беспамятстве, утреннее помятое и уставшее лицо Олли, говорящей о том, что ребёнок не выжил, а Счастливчик снова ушел. В тот момент ей не хватило сил даже представить, что всё нужно начинать сначала. Гнаться следом, расспрашивать о нём всех подряд, просить, обманывать и лгать. Не знать, что будет завтра, не быть уверенной ни в чём. Особенно в самом Берти, который предал её в такой страшной ситуации. Она даже не увидела своё дитя, в смерти которого винила только себя саму, потому что не заботилась о нём с самого начала, до рождения.

Слёзы её капали на осколки чайных чашек, а Гречанка, оставив щетку, обняла Берту за плечи, нежно уговаривая её успокоиться:

– Так бывает, это не страшно. Когда больно и плачешь от того, что до сих пор чувствуешь. Я уверена, что бы ни случилось, это пройдёт, Берта. Всегда проходит.

– Это не пройдёт, – произнесла девушка шепотом: – Но мне придётся с этим жить. Одной. – Она вытерла слёзы: – Мне даже сюда пришлось добираться одной, после всего. – Поднявшись, Берта заговорила уже твёрдым голосом: – Пойдём, я помогу приготовить тебе новый завтрак. Я вижу, у вас гость.