Ностальгию по ныне забытому счастью, известному разве что звёздам, которые светят из бездн изначальных времён, выражают, положим, так:

Однако сугубо личное, как это ни парадоксально, в общем-то отсутствует даже и в личных воспоминаниях. Ведь вспоминая эпизоды своей прошлой жизни, не воспринимают себя прошлого, как теперешнего себя: это какой-то другой человек, пусть очень нам близкий, понятный, но всё же другой, некогда живший в совершенно другом мире, пусть бесконечно знакомом. Этот другой больше похож на других, на всех прочих людей, чем на нас: он – это образ и форма, герой жизненной драмы, персонаж, то есть объект внешнего мира, а не мы сами, присутствующие в настоящем мгновении, не наше «я», не душа, не субъект. Вникая в данное впечатление, нетрудно понять нетождество нас самих с собственной личностью и отделить своё прошлое от себя.

То есть ностальгия по прошлому – это не только ностальгия по личному прошлому, но и по прошлому мироздания, не только по личной жизни, но и по жизни вообще, по бытию.

Однако приравнивать ностальгию по прошлому к ностальгии по жизни кажется странным, даже нелепым. Считается, что прошлое не существует, пропало, его больше нет, поэтому его вполне можно желать. Но жизнь никуда не девается и не пропадает, она просто всюду вокруг, как в данный момент, так и всегда. Мы сами и есть эта жизнь. А разве возможна тоска по тому, чем и так обладают в избытке?

Пусть это звучит и абсурдно, но ностальгия по прошлому не всегда обращена только к прошлому, бывает, и к настоящему. В моменты сияния форм, безумного счастья, полноты бытия, на вершине вершин со всей очевидностью или же скрытно присутствует также тоска, неземная тоска. Более того, она может нас охватить и в мгновения непримечательные, если эти мгновения предстают перед нами иначе – будто явившись из сферы стерильных грёз, в той атмосфере, в которой былые мгновения являются в воспоминаниях. Словно в образах, действиях этих мгновений зашифрована вся наша жизнь, не только здешняя, но и совершенно иная – забытая, очень далёкая, неизвестная, быть может, небесная… Причина нездешней тоски не только в том, что, даже сказав мгновению «ты прекрасно», его всё равно не остановить, что оно мимолётно и вскорости пропадёт, но и в том, что мгновение это есть зримая тайна, что открывшегося в нём неуловимого не уловить.

«Над родником умираю от жажды». Омар Хайям, Джалаладдин Руми, Франсуа Вийон и другие понимали эту изысканную фразу каждый по-своему, но всё же она несомненно относится и к ностальгии по настоящему – по этому самому мигу, явленному из беспредельности и вдруг представшему перед нами во всей своей непостижимости и всём совершенстве.

Когда погружаются в воспоминания, та жизнь представляется не такой, какой она нам казалась в те времена: она представляется фантастической, райской, роскошной. Страдания, страсти, заботы, привязанности давних времён забываются и исчезают, жизнь очищается и раскрывается в измерении подлинном, трансцендентном. Мало сказать, «роскошной» – жизнь предстаёт как сама сверхъестественная красота, в целом и в частностях. Неудивительно, что она столь желанна для нашей души. В ностальгии по настоящему, когда отстраняются от себя и погружённость в жизнь не мешает увидеть эту самую жизнь, случается то же самое: мгновение, жизнь раскрываются в измерении трансцендентном. Ну а если заботы, насущное всё-таки превалируют, трансцендентное измерение настоящего раскрывается позже – когда оно удаляется в прошлое.

Измерение это и есть тайный предмет ностальгии, к нему она, собственно, и обращена.

Пришло время сказать, почему мы вообще говорим о ностальгии по прошлому. Всё дело в том, что она – то самое чувство, на которое мы намерены опираться в последующих размышлениях и которое, как мы надеемся, поможет не отклоняться от курса под действием вихрей иных, а также ассоциаций хаотических и неопределённых. Углубиться же мы собираемся в тайну течения времени и связанную с ней странную судьбу всего вызванного к бытию.

Ностальгия по прошлому заключает в себе и желание возвращения в прошлое или возвращения прошлого, правда, возможно, раскрытого в его грандиозной, в его подлинной перспективе. Проиллюстрируем это желание, для нас очень важное, строфой Готфрида Бенна:

Желание возвращения прошлого иной раз приводит к весьма странным мыслям, как будто нелепым, однако на самом-то деле имеющим основания, причём серьёзные. Например, к следующей мысли о превращении прошлого в будущее, к предчувствию их метафизического совпадения.

«В лихорадочном внутреннем пейзаже медлительно плыли обрывки воспоминаний, словно клочки разорванного облака, их медлительность доводила до головокружения, и постепенно созревало воспалённое сомнение: воспоминание ли это, готовое рассеяться, или фантом, готовый к неведомому воплощению?».