Шрифт:
Царь ответил не сразу, обдумывая мою просьбу.
– Хорошо, будут тебе помощники, а что ты, Мария Васильевна, думаешь об Елисеевом проклятье. – наконец-то поинтересовался моим мнением царь-государь.
– Я думаю, что кто-то очень влиятельный воспользовался Марфой, чтобы сгубить Елисея. Сам ли этот кто-то заколдовал иголочки те, или добыл их у сильного колдуна, пока не знаю. Но прошу подумать и ответить мне, кому и зачем понадобилось сгубить Елисея? –поделилась я своими рассуждениями.
Царь от вопроса помрачнел и отвечать не стал:
– Поздно уже и седеть тебе в сырости вредно. Беги домой к бабкам, сына спать укладывай. А завтра поутру продолжите расследование, утро вечера мудреней. А мне подумать надобно.
Я настаивать на ночевке в казематах не стала, все-таки дома на перинке рядом с Ваняткой как-то привычнее.
Выйдя во двор, удивленно заметила, что уже давно вечер и пора бы на боковую. Провожать меня вызвался Любомир с конниками, но от поездки на лошадке я отказалась, сошлись на прогулке. Только прогулка напоминала шествие, впереди нас шли три вооруженных конника на боевых конях, далее мы с Любомиром на пионерском расстоянии друг от друга, и сзади нас на небольшом расстоянии еще три вооруженных конника на все тех же боевых лошадках. И все равно, сердце учащенно билось и в организме просыпались бабочки. Выходя с царского двора, мы встретились с Тихоном и его стрельцами. Я, улыбаяс, попрощалась со старшим стрельцом, он сердито мне кивнул и зло прищурившись смотрел на Любомира. Желание хоть чуть-чуть побыть почти наедине с объектом моих недавних грез было столь велико, что я отмахнулась от желания разобраться в конфликте мужчин.
Мы шли по опустевшему городу и молча бросали друг на друга взгляды. Над нами сияло звездное небо, и огромная луна освещала дорогу. Очень хотелось взять Любомира за руку и идти рядышком.
– А давно ты Любомир царю служишь?
– Так еще с отрочества. – гордо ответил конник.
– А почему выбрал работу с лошадьми, а не, например, стрельца или дружинника. – пыталась я разговорить интересующего меня мужчину.
– Конники они особицей стоят от остальных служивых. И задачи у конницы иные ….
Любомир рассказывал о своей «работе» с удовольствием, а я навострила ушки, изучая мужика.
То что он был увлечен тем делом, которым занимался было видно сразу. В его словах было слышны и ответственность за подчиненный, и важность выполняемых заданий и гордость за результаты своих решений. Рядом со мной шел МУЖЧИНА умный, спокойный и красивый. Так захотелось к нему прикоснуться и хоть чуть-чуть в этой сказке помечтать.
Я споткнулась на ровном месте, тихонько охнув. Меня тут же поддержали сильные руки. В веселых глазах читалось, что мой маневр разгадали и всячески одобряют. Сопровождающие нас конники на своих лошадках делали вид, что ничего не замечают, но получалось это у них плохо. Большие и горячие руки меня не отпустили и продолжали поддерживать дальше, будто я не споткнулась, а, напрочь, потеряла нижнюю конечность. Но чтобы сохранить лицо, старательно прихрамывала на одну ногу.
– А что ты думаешь Любомир о женщинах в армии? – решила я пойти на провокацию.
– Война дело не женское. Тяжелое оно, грязное и страшное. – серьезно ответил обнимающий меня мужчина. Я потихоньку плавилась в его руках, мысли мечтательно отказывались формулироваться.
– А как думаешь, женщина может состоять на службе у царя ? – продолжила я интересоваться.
– Да что ей там делать? Государь наш строг и мудр, и не каждый боярин справится с царскими поручениями. Куда уж тут бабам. Ваше дело замуж выходить, детей рожать да за домом следить. – покрепче прижав меня к себе рассмеялся Любомир.
Все очарование вечера как ветром сдуло. Как-то не приятно, когда тебя до БАБЫ понижают. Да и выводы его рассуждений не радовали: если ты замуж вышла, то жить еще можно, а если нет, то можно сразу в петлю. На самый крайний случай прорубь сгодиться. Перспективка, я вам скажу, так себе. Я аккуратно высвободилась из рук конника и решила уточнить.
– А как ты считаешь, кроме как дома при муже с детьми, женщина еще чем может заниматься? – пессимистично настроенная, задала я вопрос.
Мои действия по высвобождению не остались без внимания, но Любомир ответил:
– Если рода худого или достатка нет, то идут в услужение, хозяйство вести или деток нянчить, лекарствовать – помогают больных пользовать. Каждое серьезное служение много ума требует, да смекалки. Куда там бабе, а уж тем более девке справиться.
Картина ясная. Лучшая из перспектив для женщины у Любомира, как бы сказали немцы «киндер, кюхе, кирхе», что в переводе значит дети, кухня, церковь. Тесновато для самореализации. Мне в этом плане Владимир Ильич ближе с его крылатым высказыванием «Каждая кухарка должна научиться управлять государством». Ладно пооблизовались и буде. Да и с такой философией он уже и не кажется таким красивым и мужественным. Ну мужик и мужик, солдафон, только и говорящий о своей службе, ни тебе комплиментов, ни заигриваний. Чуть ногу не подвернула, чтобы прикоснуться!
Ну вот и родимый терем!
– Спасибо Вам Любомир Батькович за заботу. Время позднее, спокойной ночи. – я быстренько развернулась и побежала в сени, как будь то и не хромала полдороги. В спине услышала, как конник со мной прощался и даже пытался остановить, но это мне было уже не интересно.
В доме меня ждали две суровые училки, страстно желающие меня перевоспитать. Их настрой меня ничуть не взволновал.
– Добрый вечер бабаньки. – залихватски поприветствовала я старушек.
Те, не ожидав от меня такой невоспитанности, открыли рты.