Срочно проверил связь. Меня слышат. Предупредил, что мы вот-вот ожидаем атаку. Как только двинутся первые отряды, сразу же можно начинать.

Со стены хорошо видно суету на противоположном краю каньона. Про колонны речи нет. Более — менее организованные кучи людей, скапливающиеся под палками с привязанными к ним хвостами, шкурами или рогами. Мне необходимо убедиться, что это не ложные приготовления, иначе весь наш план насмарку. Войско противника должно спуститься в каньон. Вой на той стороне усиливается. Голоса тысяч людей меняют тональность. Ещё минута криков и широкая полоса атакующих вываливается на склон каньона. Пора. Снова устанавливаю связь и подтверждаю, что атака началась.

На один из козырьков выходит группа шаманов. Хорошо вышли, примерно туда, где мы и планировали их появление.

— Аратуга, просто сделайте вид, что вы поставили защиту — кричу я, подбегая к нашим союзникам. Шаман кивает и с тремя учениками начинает камлание.

Сейчас враги разрушат ложную стенку и это должно нам сильно помочь. После такого успеха уже никто не удержит полудикое войско. Бегу к лучникам. Пора расстрелять пару снопов сухой травы горящими стрелами. Не надо, чтобы враги раньше времени увидели, что за разрушенной стеной скрывается ещё одна, чуть ниже первой. Взрыв! Грохот! Разлетающиеся куски стены. Вижу, как половину наших лучников скидывает со ступеней. Вроде все живы. Забираются обратно, кто-то меняет поломанные луки на целые. Хорошо тут магия работает. С такими умениями и артиллерии не надо.

Связываюсь с нашим резервом ещё раз. Они уже на марше. Бегут. По второму камню узнаю, что плотина разрушена.

Первая волна южан уже карабкается по нашему склону. Ещё немного и можно поджигать сюрпризы на подъёме. Щелчки луков становятся всё чаще. Весь подъём на наш склон лучниками уверенно простреливается. Понемногу разгораются огненные преграды, отрезая сотни три выскочивших вперёд бойцов в лёгкой броне. Арбалетчики пока не стреляют. Ждут свои цели.

Волна воды неожиданно гасит все нижние очаги пламени. Кто-то из шаманов плеснул на наш склон водяной стеной. Половина огненных ловушек потушена, но и глиняный склон стал скользким. Девы засуетились у заготовленных бочек с маслом. Пара минут и шесть горящих бочек покатились по крутому склону. Мало. Очень мало. Враги в проходе сбились слишком плотно и многие успевают проскочить, прикрываясь менее удачливыми бойцами. Выстрелы катапульт выкашивают врагов и вызывают секундную заминку в рядах наступающих, а потом они снова продолжают своё движение. На стенах уже готовят копья. В это время со склона противника выплёскивается ещё одна волна атакующих. Что там происходит, видно плохо. Мешает дым. Вот только крики совсем не те, что раньше. А на стенах уже бьются вовсю.

Необычный гул оказывается полной неожиданностью для обеих сторон. По каньону мчится водяной вал, маленькое рукотворное цунами. Это по моему сигналу разрушили плотину, разом выпустив воду, собранную за месяц. А за спиной азартные крики, это к нам пришло подкрепление. Выстояли.

На противоположном склоне ещё продолжают биться, а у нас уже всё закончилось. Две сотни пленных поставлены на колени и их начинают группами переправлять к нам в лагерь.

Наши лучники спускаются к воде, чтобы помочь отряду, обошедшему южан с тыла. Эта атака опрокинула остатки вражеского лагеря в каньон и не дала никому из врагов отступит обратно. Отдельно вижу группу южан в тридцать воинов. Они явно лучше экипированы и держатся не в пример грамотнее остальных. Место выбрали хоть и узкое, но встали так, что сверху, с того склона откуда их сбросили, по ним ничем не попасть. Вижу сотника арбалетчиков и показываю ему рукой на врагов. Кричать не могу, сам не заметил, когда голос сорвал, да и шумно вокруг. На всякий случай провожу раскрытой ладонью по горлу. Меня поняли. В плен матёрых воинов брать не будут. Хватит нам на сегодня смертей. Смотрю вслед арбалетчикам, вприпрыжку бегущим вниз по склону. Против их стальных болтов местные доспехи бесполезны. Замечаю на руке кровь. У меня здоровая ссадина на скуле. Надо же, в пылу схватки ничего не заметил. Хотя помню, что от пары направленных на меня копий я увернулся, а от третьего меня прикрыли щитом.

Иду в лагерь и уже перед своим шатром чувствую, что силы меня оставляют. Спать. Очень хочется спать. Сквозь сон чувствую на лице тёплую воду, потом меня будит резкий запах мази. Вытягиваю из-под себя шкуру и укрываюсь с головой.

На разбор трофеев и организацию караванов из пленных и раненых потребовалось три дня. Караваны ушли в два самых крупных стойбища. Как мне объяснили, так проще организовать охрану, поделить овец и отправить раненых поближе к родне. За это время к нам подошли группы лучников, которые раньше охраняли малые переходы через каньон, а потом отстреливали тех врагов, которые умудрились выжить при организованном нами наводнении.

Вчера по обоим берегам каньона в сторону реки ушли разведчики. По две пятерки на каждый берег. Пять сотен северян были отобраны для рейда к южанам. Их задача в том, чтобы с максимальным шумом и без жертв, с нашей стороны, пройтись по краю южных поселений. Мы думаем, что такой манёвр внесёт страшную панику и даже мысли о том, чтобы послать своим войскам подкрепление, у южан не возникнет. Вожди не уверены, что сумели перехватить всех гонцов и выловить всех уцелевших воинов из разбитых нами отрядов.

— Сергей, Алсия просила узнать, когда ей лучше к тебе придти, — озадачил меня Торхун в самом конце нашего совещания. Видимо лицо у меня было очень выразительное, потому что первым вслух громко хрюкнул Аратуга, а потом и остальные заржали, ни грамма не стесняясь.

— Э — э, Торхун, а зачем?

— Вот уж не знал, что тебе нужно рассказывать, зачем девушка к мужчине приходит, — хлопнул себя по бокам вождь, изрядно развеселившись, — Овец у тебя теперь много, я с твоей доли их сам возьму, причём самых лучших себе выберу. Ты ей нравишься, она тебе тоже. Дети от тебя сильные получатся. Что ещё надо для счастья?

Да уж, нашёл нежданный родственничек, как народ повеселить. Надо мной теперь весь лагерь смеётся. Зашёл я тут к Аратуге. Так там даже те, кто на носилках лежал, улыбались, на меня глядя. А Алсия вроде как и не замечает. Вечером серой мышкой ко мне пробралась, что характерно уже с вещичками, а утром умотала за ранеными ухаживать, да к отправке их готовить. Вот почему на неё все с уважением смотрят, а как меня видят, так рот до ушей? Рявкнуть на них, что ли? Нет, не могу, у самого улыбка на лице.