Шрифт:
В зрелом возрасте я в буквальном смысле разрывалась между Православной Церковью и католической. В Печорском монастыре жил тогда валаамский старец Лука. Он, как увидит меня, всегда говорил: «Вот идет Анна-пророчица». Я не могла понять, почему он так меня называет.
Когда мама умерла, я решила принять православное Крещение – уж очень я любила бывать в Печорском монастыре. В Печорах, где меня все знали, я этого делать не хотела и поехала в Таллинн к племяннице. Зашла в первую попавшуюся церковь и крестилась. Получила имя Анны-пророчицы. А крестил меня духовный сын старца Луки. Вот так все замкнулось.
Старец Лука умер замечательно. Его пришли причастить, и после принятия причастия он стал отходить. Ему поставили чашу на голову и под чтение молитвы «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко…» он преставился.
Как-то разговор у нас зашел о смерти, о загробной жизни. Она вспомнила свою подругу – актрису, которая все откладывала покаяние на потом, да так и умерла, не раскаявшись. Анна Станиславовна увидела ее во сне в глубокой яме с нечистотами с протянутыми к ней руками.
– Я ее никогда не забываю и всегда о ней молюсь. Она была взбалмошная, капризная, но очень талантливая и добрая.
Помню и еще один удивительный сон. Муж моей сестры был очень хорошим человеком, но ни во что не верил. Он всегда смеялся, когда слышал разговоры о загробной жизни. И вот он умер. Жили они в этом же доме в другой половине. Услышав от сестры о его внезапной смерти, я так расстроилась, что, не заходя на половину сестры, где ее муж лежал в гробу, прилегла на свой диванчик. И в полудреме вижу сон. Встает он из гроба и протягивает мне бумагу, на которой славянской вязью что-то написано. Разобрать я ничего не могу, но в средней части этой грамоты четко выведено красными буквами: ТРЕПЕЩИТЕ. Показал мне бумагу, и я почему-то обратила внимание на его галстук с синей полосой на узле.
Спустя некоторое время я встала и пошла на половину сестры. Мы сидели с ней вдвоем. Молчали. Потом гроб стали выносить. На мгновение я увидела его лицо и галстук – с синей полосой на узле.
Последний раз я виделась с Анной Станиславовной в начале перестройки. Она была очень слаба, но ум, по-прежнему – яркий, живой. Мы много говорили с ней о политике и радовались, что живем в такие переломные времена.
Когда я уезжала, она, слабенькая, вышла за ворота проводить меня. Никогда она этого не делала. И я помню ее худенькую, в белом переднике. Она долго махала мне рукой, будто предчувствуя, что больше мы не увидимся.
Умерла она, как мне написали, тихо, под чтение молитв. Заснула и не проснулась.
Мини-зарисовки. Мини-размышления
В вагон метро вошли сравнительно молодые мужчина и женщина – оба дефективного вида. Сели рядом со мной. Они ссорились, тихо пререкаясь друг с другом. Мужчина вдруг резко встал и пересел на свободное место напротив. Вид у него был оскорбленный. Женщина осталась сидеть рядом со мной, и я кожей почувствовала, как она содрогнулась.
Я тихо сказала ей, что в любой ссоре нужно искать пути к примирению. Удивилась тому, что она стала внимательно меня слушать. Воодушевившись ее пониманием, я начала развивать мысль о том, что женщина должна быть мудрее мужчины и первой идти на примирение. Этим она ничуть не унижает своего достоинства, а наоборот, возвышается над мужем, упрямство которого не дает ему сделать шаг к примирению. Что настаивать на своем – это проявление слабости характера, а умение прощать – признак мужества и мудрости. Она слушала меня, одобрительно кивая. Редко я встречала такое понимание без малейшего внутреннего сопротивления.
Я вышла на нужной остановке и увидела через стекло, как она пересела к мужу и взяла его за руку, а он, улыбаясь, прижался к ней, как ребенок.
Пятилетняя Кирочка – плотненькая, с челкой на крутом лобике, с огромными голубыми глазами на круглом атласном личике – спрашивает своего отца: «А тетя Катя верит в Бога?»
– Нет.
– Это потому, что она не знает, что в храме Кровь Христа.
И продекламировала стихи, которые сочинила:
Бог хороший, не плохой.Всюду Он любим со мной.Рассказывали, как маленькая девочка побывала с родителями в монастыре и потом все расспрашивала о монахах: как они живут, почему у них нет жен и детей. Ее часто водили в храм. Как-то она сказала: «Мама, я знаю, почему монахи одни. Если бы у них были дети, то они бы любили их, а монахам надо любить только Бога».
Малышка, которую недавно крестили, с радостью и ненасытностью прикладывалась к иконам. Перецеловала все иконы в доме, кроме гравюры Мадонны с Младенцем, которая не была освященной. Из этого я заключаю, что прикладываться к иконам необходимо. Дети лучше нас это чувствуют.