Несмотря на все возмущение, девушка говорила тихо. Ее щеки покраснели, а глаза блестели от праведного гнева! Думаю, Корс любовался этой прекрасной фурией, пока мы не пришли и не испортили все веселье.

— Значит, вы переезжаете в город к Корсу?

— В его дом. — Лукавая улыбка коснулась губ Мальвани, выдавая девушку. — Не представляю, что я там буду делать, — грустно заметила подруга.

— А я представляю! Ты поможешь мне с лавкой! Помнишь, я говорила, что у меня есть план?

Я подошла к сундуку и достала из него небольшую стопку листов.

— Это мои записи. — Я передала их подруге. — Прочти, если придут идеи, добавь в список.

Пока Мальвани просматривала вверенный ей бизнес–план, я достала все свои припасы.

— Этого должно хватить на покупку помещения для лавки, — передала я девушке два увесистых мешочка с монетами.

Орчанка удивленно посмотрела на меня:

— Ты хочешь, чтобы я купила дом и приготовила все для открытия лавки?

— Да. — Заметив сомнение подруги, добавила: — Уверена, ты справишься! К тому же теперь ты знаешь, чем займешься в городе.

Мы рассмеялись.

— Эх, а я так надеялась на беспечные прогулки.

— Мальвани, ты не вернешь Леалу кристалл?

Мне не хотелось держать его у себя, а времени на полет в город не было, но принуждать подругу, зная ее симпатию к мужчине, я не хотела.

— Конечно передам, — заверила меня Мальвани и тихо шепнула: — К тому же кое–кому надо показать, что я не его собственность.

Бедный–бедный Корс. Кажется, ему придется туго.

Глава 25

Слабое место отца — его маленькая принцесса…

Все сундуки, плотно набитые моими вещами, стояли у дальней стены шатра. Разбирать их не было ни сил, ни желания, ни когда мы пришли домой, ни тем более сейчас, когда мы лежали полуголые на кровати в объятьях друг друга.

Рисуя на груди мужа какие–то символы, я не сразу поняла, что пишу буквы орского алфавита. Удивительно, насколько быстро человек может адаптироваться к изменениям, принять другой мир, стать частью его. Совсем недавно я была здесь чужестранкой, не знающей ни языка, ни традиций народа, а сейчас машинально писала буквы теперь уже моего родного языка.

Пальцы мужа пробежали по моей голой спине и сжали ягодицу, возвращая к реальности. Я засмеялась. Кто–то тут очень ненасытен. Наверно, этот шикарный мужчина с оливковой кожей, стальными мышцами и бездонными голубыми глазами. Каким же сокровищем меня наградила судьба!

— Люблю тебя, — заверил Ирвиш, когда наши взгляды встретились.

— И я, — тихо ответила ему, потянувшись за поцелуем.

— Когда ты поняла, что любишь?

Мое сердце пронзила резкая боль. Сглотнув, я ответила:

— Когда тебя ранили, и я подумала, что могу потерять тебя.

Весь тот ужас, страх обрушились на меня вновь, вспомнились слова богини о том, как должен был умереть мой муж, и паника овладела мной.

Оседлав Ирвиша, я не мигая смотрела в голубую бездну глаз и требовала его пообещать мне, что он не станет рисковать собой.

— Без тебя мне незачем жить. Знай это, помни, что, подвергая себя опасности, ты рискуешь нашими жизнями, не только своей.

Да, это были шантаж и манипуляция. Да все что угодно! Я не побрезгую ничем. Ирвиш должен осознать свою ценность.

— Марьана! — Муж явно хотел меня как–то вразумить, но я не позволила.

Мои губы прикоснулись к его. А едва поцелуй закончился, я выдохнула:

— Я хочу детей. Наших с тобой. Хочу семью. Хочу «долго и счастливо». Мне надоело бояться, ждать неприятностей. Давай решим здесь и сейчас стать счастливыми?

— Марьана, — стоном вырвалось имя.

Мужчина притянул меня к себе, его рука по–хозяйски погладила мое бедро.

— Ты сводишь меня с ума то от счастья, то от горя. Ты самая прекрасная из всех женщин. Ты моя. Вся. Навсегда.

Признания мужчины пьянили, но то, что Ирвиш промолчал о детях, настораживало. Может, он их не хочет?

Видно, на моем лице что–то отразилось.

— Что не так? — прямо спросил муж.

— Ты не хочешь детей?

Мой голос дрогнул, а я, не выдержав испытания взглядом, принялась рассматривать свои руки. Моим ногтям не помешал бы маникюр.

«Дурацкая мысль», — отругала я сама себя.

Ирвиш посадил меня на кровать, сняв с себя, и ушел, оставив одну. Слезы лавиной полились по щекам. Вот тебе «долго и счастливо».