Стол, накрытый старой, потертой клеенкой. Рядом широкая деревянная лавка, на которой они расположились. В углу - икона. На стене - множество фотографий. На другой стороне комнаты - железная кровать, накрытая коричневым покрывалом и подушками в два этажа. В другом углу - русская печь с плитой. Похоже, детей у хозяев не было.

Неплохо было бы рассмотреть фотографии на стене. Это может кое-что прояснить, но рисковать не стоило. Хозяева могли прийти в любое время.

Мендл достал из своего мешка пару замерших вареных картофелин, холодных, как лед, и сунул одну из них Голде в руки.

– Ешь.

– Спасибо, - ответила она машинально.

Их одних оставили в хате, не побоявшись, что гости могут воспользоваться винтовкой, которая висела на стене. Мендл пришел к выводу, что она не заряжена.

Он осторожно привстал и разглядел на прикладе полированную металлическую табличку с какой-то надписью. Это его успокоило.

Заскрипела в сенях наружная дверь, раздались тяжелые мужские шаги. Пришедший громко топая, стал стряхивать снег.

– Пришел обедать, - донесся зычный мужской голос за дверью.

Очевидно, жена что-то делала в сенях, и эти слова были обращены к ней.

– Чего стоишь!? Иди корми мужа!

– Там пришли...
– с трудом выговорила жена.

– Кого там нелегкая принесла? Может, наконец, скажешь?

Не дожидаясь ответа, в хату вошел мужчина лет сорока, широкоплечий, со скуластым обветренным лицом и с... автоматом за плечами. Остановился на пороге и направил в сторону непрошеных гостей жесткий, испытующий взгляд.

Сердце с ходу забило тревогу.

"Все-таки мы влипли! Надо же, черт побери, попасть в дом к полицаю!" с ужасом подумал Мендл и, чтобы не выдать испуг, собрался весь и смотрел на пришедшего внешне совершенно спокойно. Тянуло посмотреть в сторону Голды и подбодрить ее хотя бы взглядом.

– А ну-ка, сказывайте, - прогремел хозяин, снимая ушанку, - откуда и кто вы есть?

– Да вот, замерзли в дороге и попросились обогреться, если не возражаете.

Наступила короткая пауза, после которой хозяин повесил на гвоздь свой автомат, с шумом снял с себя дубленку и неожиданно громко закричал:

– Эй, Кылына, иди сюда! У, чертова баба!

Вошла хозяйка и робко остановилась на пороге.

– Чего ж не пригласила гостей к столу!? Подавай быстрее закуску, - и к ребятам: - Пообедаем вместе. Иду домой и думаю, с кем бы это раздавить флягу самогона? Вот, досталась!

С этими словами он вытащил из кармана большую бутыль и решительно поставил ее на стол.

– А тут мне сам Бог послал собутыльника! У, окаянная! Чего стоишь!? Пошевеливайся! Мы ждем!
– и добавил: - Вы не обращайте на нее внимания. Только месяц назад лежала в лежку парализованная. Потихоньку выздоравливает. Начала говорить, но понять ее трудно. Много слов забыла, больше молчит. Морока у меня с ней.

Мендл выбрал момент, когда хозяин стягивал с себя валенки, глянул на сестру. Ни жива, ни мертва - съежилась, втянула голову в плечи, в глазах готовность к самому худшему. Мендл незаметным движением кивнул в сторону сестры, пытаясь ее подбодрить.

– Что не побоялись зайти в хату к полицаю, - за это хвалю. А то даже односельчане, черт их побери, обходят стороной. Боятся, гады! А я что? Я за порядок. Распусти это быдло, так все пойдет к чертовой матери. Я на службе. Делаю то, что велит мне мое начальство, - и тут же перевел разговор: - Так как же вы отважились прийти сюда, к полицаю домой, а?

– А что тут страшного?
– сказал Мендл подчеркнуто громко.
– Но если по правде, так мы и не знали, что здесь живет полицай.

– За правду хвалю! Ну что? Сели за стол. Потолкуем. Кылына! Вот непутевая баба! Подавай на стол! Что там у тебя есть? Нам закуска нужна. Не пойду я сегодня больше на работу. Катись она к ... матери! Обойдутся! Меня Игнатом зовут, а вас?

– Юра, Тамара.

– Брат, сестра, что ли? Или муж, жена?

Кылына молча расставила на столе посуду. Потом подала сало, кровянку, огурцы и вышла из комнаты. Игнат одним движением разлил по стаканам самогон.

– Поехали!
– прогремел он, подняв вверх заполненный до края граненый стакан.

"Не захмелеть бы, - подумал Мендл.
– А то, чего доброго, наболтаешь лишнего".

Голду он частично оградил - сказал, что у нее шалит печень, и добавил:

– Но пусть немного выпьет, согреется, а то еще простудится. Дорога предстоит еще длинная.

– Давай, хлопец, за мужскую дружбу! Мужику поверить еще могу, а бабе никогда!

Игнат потянулся вперед и протянул через стол руку со стаканом. Запрокинув голову назад, он выставил вперед свое краснощекое с коротким носом лицо.