Грибоедов - конкистадор.

"...Генерал Фернандо Кортец, глаза бы у них загорелись точно так же, как у человека в очках (Грибоедова.
– А. Б.). И генерал, наслушавшись, послал бы одну армию туда и другую сюда, и серебро и золото притекли бы к нему". "Фернандо же Кортец был здесь ни при чем. Вообще во всем этом было что-то неладное. Что-то не клеилось. Но, может быть, так и строится государство?" "Солдаты! тесните язычников! Именем папы даю вам разрешение".

Но мнение монархии не сокрушает Грибоедова.

Сокрушительный удар наносит ему не монархия, а ее враги - декабристы.

Декабристы отвергают проект за пользу, которую он, по их мнению, может принести самодержавию.

И среди всех ошибок, из-за которых гибнет проект, может быть, самая неожиданная - это ошибка с декабризмом.

Но здесь следует иметь в виду одно решающее обстоятельство. Дело в том, что в "Смерти Вазир-Мухтара" декабризм совсем не тот, который был в "Кюхле".

В "Кюхле" был декабризм, который с оружием выступил против самодержавия, а в "Смерти Вазир-Мухтара" - декабризм, который этому яростно сопротивлялся.

В "Смерти Вазир-Мухтара" декабризм представлен людьми, которые "с бешенством проповедовали умеренность".

В "Смерти Вазир-Мухтара" декабризм представлен либеральным крылом.

В "Смерти Вазир-Мухтара" нет конфликта Грибоедова со всем декабризмом.

В "Смерти Вазир-Мухтара" есть конфликт Грибоедова с либеральным крылом в декабризме.

Либеральное крыло в декабризме отвергает Грибоедова за чуждый ему радикализм.

Проект гибнет во внутрипартийной декабристской борьбе. Из-за того, что он, Грибоедов, не Грибоедов, а... Пестель.

Человек, от которого зависит судьба Кавказа, Иван Федорович Паскевич, сменивший отставленного Ермолова, поручает высланному за "прикосновенность" к декабризму полковнику Ивану Григорьевичу Бурцову решить, что делать с грибоедовским проектом.

Об И. Г. Бурцове Тынянов рассказывает обстоятельно, показывает его до восстания и в ссылке. Программу и политическую принадлежность И. Г. Бурцова Тынянов определяет точно: либерал. И подробно рассказывает, какие именно либералы были в ту пору и чем они отличались от последующих либералов. Он показывает Бурцова на фоне "южан-бунтовщиков" (Пестель) и "мечтателей-северян" (Рылеев). О декабристах-либералах Тынянов пишет подробно.

Разговор Бурцова с Грибоедовым о проекте Тынянов сравнивает: "Так он говорил, должно быть, с Пестелем". И дальше: "У вас (то есть у Грибоедова.
– А. Б.) те же манеры, что у покойного... Павла Ивановича..."

"Заряженный свирепым лаем либерал российский" Иван Григорьевич Бурцов, обещая Грибоедову "всемерно губить" его проект, продолжает старый спор с "пламенными южанами", у которых "возникла мысль о неограниченной вольности".

Происходит нечто совершенно неожиданное: Грибоедов для Бурцова оказывается не врагом-победителем, а внутренним врагом, да еще каким! Человеком, похожим на того, которого он, умеренный, яростно отговаривал от "неограниченной вольности". Оказывается, это спор не между декабризмом и реакцией, а старый спор между декабристом-либералом и декабристом-радикалом.

Сравнение с Пестелем в романе не тыняновское преувеличение и не тыняновский парадокс, а мнение декабристов-либералов о Грибоедове. Так думал не Тынянов о Грибоедове. Так думал о нем Бурцов. И как мнение либерала оно естественно и допустимо. Сравнение Грибоедова с Пестелем нужно для того, чтобы показать радикализм, декабризм проекта.

Грибоедов же (по Тынянову) существенной разницы между своим проектом и проектами декабристов, если бы они осуществились, не видит. С его точки зрения, разница лишь в том, что он все делает просто, без жеманства и поэтических украшений, а вот "Кондратий Федорович... человек превосходный... человек восторженный..." это же самое назвал бы по-другому "и верно гимн бы написал...". И Тынянов, конечно, прав: ведь Грибоедов думает, что было бы "то же, что и сейчас". Проект Грибоедова, несомненно, декабристский, несомненно, буржуазный, антифеодальный, европейский. И поэтому легко понять, почему его отвергает феодальная монархия, и трудно понять, почему его отвергают декабристы. Это становится понятным только тогда, когда выясняется, что его отвергают либералы, которые думают не о реальных последствиях победы, а живут поэтическими иллюзиями о свободе, равенстве и братстве. Эти люди, далекие от практической политики, не задумывались над тем, что иллюзии очень скоро должны были бы уступить место реальной необходимости, которой не до свободы, равенства и братства, ибо реальная необходимость потребовала бы защиты завоеванного и на патетические фразы, конечно, не стала бы обращать внимания.

Проект Грибоедова - это как бы результат несостоявшейся победы декабристов. Результат же этот, несомненно, был бы весьма отличен от первоначальных намерений, от иллюзий, в достаточной мере свойственных многим членам тайных обществ. Победа восстания тотчас же создала бы конфликт между благими намерениями и вынужденной для нового государства решительностью претворения их в жизнь. Опыт французской революции, якобинской диктатуры в этом смысле был совершенно очевиден, и если о нем мог не задумываться такой человек, как Бурцов, то, вне всякого сомнения, о нем задумывался такой человек, как Грибоедов. Его проект предусматривает, кроме благих намерений, еще и решительное претворение их в жизнь. Тут уж, конечно, было не до разговоров о свободе. Тут был куда более серьезный и деловой разговор: о том, что для людей что император Николай Павлович, что диктатор Павел Иванович - одно и то же. Грибоедов ненавидел слово "раб", но трезво смотрел на историю своего отечества. И поэтому он представляет, что бы сказали победители в будущем государстве: "И сказали бы вы бедному мужику российскому: младшие братья... временно, только временно, не угодно ли вам на барщине поработать? И Кондратий Федорович (который "литературою управлял бы") это назвал бы не крепостным уже состоянием, но добровольною обязанностью крестьянского сословия". Грибоедов прекрасно понимал, что бедному мужику российскому безразлично, как называется форма эксплуатации и кто его эксплуатирует - помещик или государство. Проект оказался так же вне времени, как и его автор. Он одинок. В желтой пустыне победы, далекий от других проектов, от "сумнительных" проектов печей и стеклянных заводов, для всех чужой, совершает он свой тысячеверстный путь. И проект и его автор гибнут по тем же причинам и от той же руки, что и декабризм.