— Дальше я увидела дверь в подвал… тут же, у автомата, обитую цинком, в ржавых гвоздях, с засовом и замком как груша… Она вдруг поехала на меня и прихлопнула. Мрак. Я успела понять — убили… Очнулась — комната без окон черно-белые занавеси на стенах… телевизор… атласное покрывало под рукой, ковер, кресла… Комфортабельный застенок… Мужик входит в черном «чулке» на голове-лице… Неужели, неужели это тот самый кудрявый мальчик с розовыми щечками, в которого были влюблены почти все девчонки, начиная с третьего класса? Он ведь даже не курил! Не пил! Он ведь очки носил! А этот был без очков…

— Контактные линзы. Значит, вошел и заговорил… Пишем.

Он держал диктофон в поднятой руке. Это было неудобно. Я предложила сесть за стол.

— Врач не велит вас трогать. Это раз. Пока я не разваливаюсь на ходу. Это два. Говорите.

… Он ушел от меня часа через полтора. Почему я сразу, едва легла, едва прижалась щекой к подушке — заплакала? И о чем, о чем! О том, что из славного, общительного, талантливого Юрчика Пономарева получился обыкновенный беспредельщик, бандит, наркоделец… А из Маринки — несчастная женщина… А из меня — уж такое нечто, несуразное, все ещё бестолковое, способное удивляться-поражаться на каждом шагу…

Вошла без стука худая, с провалившимися глазами женщина в белом халате и белой шапочке, простучала каблуками к постели:

— Ну как? Потихоньку приходишь в себя?

— Прихожу.

— А чего ревешь?

— Так что-то…

— Не узнала меня?

— Нет.

— Вот и твори добро! Это я подобрала тебя на дороге… Зовут Светлана Станиславовна. Сюда, в больницу, и привезла. В психиатрическую, имени хорошего человека, где сама работаю. Говорят, тебя решетки на окнах смутили? Защита, Татьяна! Давно вся Россия живет за железными дверями и за решетками. Есть вопросы?

— Есть. Почему вы меня подобрали? Столько машин пронеслось мимо, все же видели, что еле стою, в драном, босая…

— Наверное, потому, что мне терять нечего. Четыре года назад вернулся из армии мой сын. Он там схватил дозу. Его скосил рак. Месяц и три дня назад я его похоронила. Он, когда умирал, бредил какой-то девушкой-блондинкой… Еду. Сморю. Блондинка. Дай, думаю, подберу… Журналистская любознательность?

— Наверно.

— Моя любознательность, врачебная, заставила меня не поверить в твою непорочность. Сейчас же разгул наркомании. Сделали анализ. Оказалась чиста ты как ангел. Позвонила в милицию. Подумала, вдруг тебя ищут. Ведь никаких документов… Верно, ищут. Приехали… Так я узнала, что тебе цены нет… На таблеточку — поспишь, сил наберешься…

Я послушно проглотила таблеточку, запила остатками компота. Мне не захотелось огорчать эту женщину отказом. Перед тем, как ушла в сон, подумала о том, о сем… что, в сущности, каким забавным, безобидным делом призывал меня заниматься мой редактор Макарыч когда отправлял на ловлю свеженьких, но с душком, светских новостей, навроде: «Как признался на днях в кругу друзей известный кутюрье Миша Слепаков, его эрогенная хона находится на пупке»… Или: «Кумир молодежи Эрнст Золингер подарил своей подруге, известной манекенщице Ирэне П., бриллиантовое колье и предложение обвенчаться в церкви Лас-Вегаса…» Пусть читают-глотают бедные, малопросвещенные, податливые обыватели! Пусть выражают свои эмоции в криках восторга или воплях презрения. Пусть отвлекаются на всю эту ерундовую ерунду и поменьше задумываются над тем, почему страна превратилась в «зону», почему наркоторговцы давно чувствуют себя вольготно в самом центре столицы, почему разговоров о борьбе с наркомафией — пруд пруди, а наркопотребление растет и ширится… Почему, наконец…

Проснулась, когда за окном по-ночному тихо, не шевеля ни одним листком, стояли старые тополя — с моего второго этажа я видела их могучие стволы, не поддавшиеся ни бурям, ни ураганам… Зеленоватое осветленное небо намекнуло о близкой утренней заре… На моей тумбочке стояла тарелка с остывшей давно пшенной кашей. В луночке мерцала жежлтизна растопленного масла. Есть это не хотелось. И бутерброд с сыром не привлек. А вот виноград… Ох, как славно приходить в себя в безоблачной тишине, видеть перед собой гроздья винограда, персики, абрикосы и совать в рот то то, то это! И знать, что все, самое страшное, кончилось.

Поверх книжонок, оставленных Михаилом, лежал белый конверт. Я общипала его с одного боку, вынула листок, покрытый машинописным текстом: «Дорогая Татьяна! Я узнал от Михаила некоторые подробности твоей „командировки“. Я восхищен твоей самоотверженностью и, конечно, преданностью газете, её интересам. Я, конечно же, сам был готов прийти к тебе в больницу и сказать все это „из рук в руки“, но меня скрутил приступ радикулита, валяюсь дома, сам себе противен. Пока никто, кроме меня, не в курсе событий, связанных с тобой. Все будет зависеть от тебя. Когда захочешь, тогда и легализуешься. Надеюсь, верю, что твой материал вскоре появится в нашей газете как подлинная сенсация. Горжусь, что имею право называть тебя своей сотрудницей, товарищем по перу! Скорее выходи в свет! В почтительном поклоне — Василий Макарович Потапов.

PS. Финансовое состояние нашей газеты по-прежнему желает быть лучшим. Надеюсь, твой материал явится хорошей приманкой для спонсора. Прилагаю вырезку из журнала. Надеюсь, сказанное способно поднять твое настроение, так как имеет к тебе самое прямое отношение.»

В вырезке, обведенной траурной каймой, под заголовком «Трагическая статистика», шел такой текст:

«Гражданин! Знаешь ли ты, что в нашей стране ещё существуют честные журналисты? Знаешь ли ты, что их убивают и убивают? Виктор Руднев (газета „Знамя“, г. Калуга) найден с тяжелой травмой головы в подъезде своего дома, умер. Виктор Никифоров (газета „Слово Кыргызстана“) найден недалеко от своего дома, скончался от травмы головы. Олег Очаков (газета „Скандальная почта. Криминальная хроника“ г. Воронеж) избит, найден в подъезде своего дома, скончался… Список можно продолжать и продолжать…